Не каждый умеет это услышать. Ульяна всю жизнь слышит. Уже и глуховата стала, а слышит.
Такой день — как подарок судьбы. А она, это каждый знает, не очень-то щедра.
Скоро падет осеннее ненастье. Следом за ним по-волчьи завоет, закружит метелица.
Когда ж и налюбоваться, надышаться степью, как не в этот солнечный день?
СВЕТЛЫЕ ВОДЫ
СВЕТЛЫЕ ВОДЫ
СВЕТЛЫЕ ВОДЫПриехала Лида. Живая, веселая. Все, папа! Надо укладываться, надо ехать. Хватит уже… И она там, у себя, волнуется, и ему тут одному не мед. А малыш, тот шагу не дает ступить: «Привези мне деда!..»
Степан Тертышный сидел у стола, перебирал свой столярный инструмент — рубанки, долота, сверла. И молчал.
В прошлом году только рукой махнул. Зачем ехать? Что ему этот Харьков? Может, когда-нибудь, когда старость согнет в три погибели. У него здесь еще де́ла — о-го-го!
— Ив Харькове у тебя найдется куча пенсионерских обязанностей, — возражала Лида. — Прежде всего — внук.
Не послушал. Взял к себе внука на все лето. Пусть к воде привыкает. К простору. Чтоб и душа была просторная.
А теперь опять: «Я там волнуюсь, ты здесь один…» Ну и что с того, что один? Ну приболел немножко, что с того? Молодые и то порой хворают. Никто же их в Харьков не тащит. Тут и климат здоровее, это каждый знает. Не веришь — у профессоров спроси.
А с болячками своими уже и без врачей научился справляться. Радикулит? Растирай поясницу спиртом так, чтоб горело. Сердце? А когда бетон укладывал на морозе — ни тебе радикулита, ни кха-кха… Стальные моторы глохли, а сердце как тот вечный двигатель — тук-тук.