Голубенко не о чем с ними говорить. Он идет к следующему купе.

Там едут две молодые пары. Все четверо длинноволосые и все четверо в штанах.

И вчера, и позавчера из купе доносилась музыка. Бездушный ящичек пел, вздыхал, признавался в любви. Заглядывая в купе, Голубенко каждый раз видел, как молодые сидят, обнявшись, и покачивают головами в сторону ящичка, в знак согласия, что ли? Иногда они стояли у окна, плотно прижавшись друг к другу, мир распростерся перед ними, а они стоят и слушают, о чем бормочет их ящик.

Пускай длинные волосы, пускай и девушки в штанах. Голубенко не из тех, кого раздражает мода. Разве сам он не подметал улицы матросским клешем, в Черное море шириной? Еще ночью решил — не будет корить или наставлять. Знает: и без него хватает наставников. Все поучают, все твердят: вот когда мы были молодые… У сыновей и дочек своя молодость, — своей, а не чужой пускай живут. Голубенко только спросит прежде всего девушек, спросит без упрека, без колкой нотки в голосе. Тихо, у каждой отдельно: «Разве вам не хотелось бы, чтобы вместо этой машинки парень живым голосом сказал бы что-нибудь свое?»

Впрочем, справедливости ради, Голубенко должен признать, что в купе иногда становилось тихо, и четверо молодых — дверь настежь! — сидели молчаливые, сосредоточенные. «Это хорошо, — думал он. — Молчит человек, значит, думает. Есть о чем подумать».

А иногда там вспыхивал спор. Четыре голоса одновременно, успеваешь ухватить лишь отдельные слова. А как их связать друг с другом? «Галактика… Тактика… Лирика… Автоматика… Электроны… Магнитофоны… Холодная прокатка… Ракетоплан… Экран… Эскалация… Дезинформация…»

Сейчас тоже двери настежь. Тишина. Радиоприемник запакован. Сидят четверо, — Голубенко научился и это улавливать, — полные смятения и тревоги.

— Что, ребята? Не к маме на вареники… Новый город, первая в жизни работа?

На удивленные взгляды Голубенко улыбается. Так и есть. Новый город, новый завод, первая работа. А они — молодые супруги, молодые техники.

Забыты джаз, буги-вуги, механический шепот и песни из радиоприемника. Доверчивые взгляды обращены к нему.

— Какой он, этот город? — спрашивает маленькая, худощавая.

— Красивый, зеленый, уютный.

— Нам главное другое, — говорит вторая, не скрывая детской растерянности, — главное, чтоб люди хорошие…

— Такой город вам и выпал на долю, — отвечает Голубенко, хотя дальше вокзала никогда и не заглядывал. — Добросердечные люди. Если б у меня была дочка, именно сюда привез бы я ее — начинай самостоятельную жизнь.

Голубенко выходит. Слова благодарности догоняют его уже в коридоре, куда молодежь высыпала, охваченная желанием как можно скорее увидеть город хороших людей.