Голубенко дернулся и испуганно поднял голову.
— Стоим?
— Стоим.
— Почему?
— А потому, — смеется Непорожний, — что давно приехали. Ох ты ж и разоспался!.. Ну а теперь я побежал, — подхватил свои «чамайданы» и к двери.
Голубенко порывисто сел.
— Ты мне брось эту мешочную беготню. Гадко смотреть. Тут служба или базар?..
— Какая тебе сатана приснилась? — хохотнул Непорожний — и стремглав из вагона.
Голубенко сидит и качает, как чугуном налитою, головой. Потом выходит в коридор, придирчиво оглядывает одно купе за другим. Это Непорожний так прибрал, неряха. Самого б его веничком, веничком… Там окурок остался, там — бумажка, и пепельницы не все вычистил, лентяй.
Вагон стоит на запасном пути, у самого тупика. Два загнутых вверх рельса кричат: «Куда?»
Вот еще один окурок. Голубенко плюнул с досады, взял веник и принялся снова подметать.
В каждом купе он вспоминал тех, кто там ехал, и вслух говорил все, что должен был им сказать.
Под вечер — обратный рейс.
У двери вагона толпится кучка пассажиров. Билеты, белье, чай. Привычный стук колес и бессонная ночь.
Ездят, ездят люди — во все концы.