Опять эта женщина в белом. Я просил кофе, а это что? Прости, тут какая-то странная гостиница. Но больше уже никто нам мешать не будет. Ты что-то хотел сказать? Да, да… Знаю, у тебя издавна были диковинные увлечения. Сигнальная система в рыбьем царстве. Фауна мезозойской эры… А сейчас что? Стратегия паучьего плетенья? Интересно. Это, наверное, твой термин, но допустим… И где только ты вычитываешь эти фантастические вещи? Ладно, я могу послушать. Да, да, понял. Значит, паук, развешивая свою паутину на дереве, выбирает, в зависимости от расстояния от земли, три, четыре, пять, а иногда и до двенадцати точек крепления. Интересно… Ага, радиальные нити всегда пересекают широтные под одинаковым углом, а центр паутины непременно совпадает с центром ее тяжести. Так действует инстинкт, или, по современной терминологии, зафиксированный код правил, вмонтированный в нервную систему паука. Но этот природный навык, код — вещь гибкая, он мастерски приспособляется к среде. Расстояние от земли, направление ветра, выбор мест крепления — именно в этом стратегия, которую, в зависимости от окружения, применяет паук. А форма паутины — всегда и везде многоугольник, как определено вековым инстинктом.

Так, так, Андрей Андреевич. А что дальше? А ну отколи еще какую-нибудь диковину. Пускай о бабушкиных чулках. Спокон веку бабушки вяжут чулки. Сколько движений они делают? Никто об этом не думал, а оказывается, нашелся энтузиаст-статистик, который подсчитал, что бабушке нужно сделать двадцать тысяч движений, чтобы связать себе чулки. И художник, чтоб написать портрет, тоже должен сделать двадцать тысяч движений… А зачем мне это знать? Я видел неудачные портреты. Может быть, потому, что там, скажем, лишь девятнадцать тысяч четыреста двадцать движений? Хватит, не хочу я слушать россказни!

Теперь я вспомнил, как еще в студенческие годы ты развлекал да и ошеломлял нас всякими чудесами. Девчата разевали накрашенные рты. Об этом я тоже должен сказать тебе сегодня. Тогда я, зеленый юнец, догадывался, что все эти байки ты вытаскивал, когда возникал острый спор, когда нас душила тревога и каждый хотел сказать свое слово. А ты заводил разговор о неразгаданной живописи эпохи Рамзеса Второго или об анатомическом строении динозавра, и вся наша жаркая беседа летела кувырком. Как жаба в болоте, ты прекрасно чувствовал себя в этой мутной болтовне, которая должна была погасить нашу тревогу.

Эх, Андрей Андреевич! Не для того я летел три тысячи километров. Должен выслушать меня и, пожалуйста, прибереги для кого-нибудь другого клинопись и динозавров. Сегодня я говорю — слушай, не перебивай, не топи нашего разговора в глубинах твоей эрудиции. Кто там стучит? Запри дверь! Чего ты улыбаешься? Садись, не торчи перед глазами. Я заставлю тебя слушать, понимаешь? Я привяжу тебя, чтоб не удрал, привяжу, привяжу… Если б только моторы перестали гудеть, голова раскалывается.