Сочувственное слово, мягкий взгляд и повторенное несколько раз «вы так похожи на мою маму» прямо очаровали старуху, с которой уже давно никто так не разговаривал.

— Приятный человек, — еще раз сказала бабушка.

— Человек как человек, — отозвалась Ольга Ивановна, разбирая постель и громко зевая.

Майя промолчала.

Она этот вечер приняла как праздник, ловила каждое слово Вадима Петровича, громко смеялась, когда говорил что-нибудь остроумное, и, игнорируя укоризненные взгляды матери, перебивала разговор неожиданными вопросами. И видно было, что для нее не так важен ответ — жадно слушала звучание его голоса. И Вадим Петрович, на миг потеряв осторожность, растроганно произнес: «У вас, Майя, должно быть чудесное сопрано. Спойте нам». Майя, которая всегда упорно отказывалась петь при гостях, вскочила:

Теперь она сидела вялая, сердитая на мать, которая не захотела, чтоб вышли вместе на палубу: «Проводим Вадима Петровича, а то он заблудится…» Он засмеялся. Майя ждала, что он обрадуется («Пожалуйста, пожалуйста…»), но Вадим Петрович поддержал Ольгу Ивановну: «Да, да, всем нам пора на покой».

В каюте стало душно. Ольга Ивановна не могла понять — то ли проснулась от этой духоты, то ли еще не засыпала вовсе. Откинула одеяло, облизала пересохшие губы. Нащупала на тумбочке стакан, поднесла ко рту. Вода была противно теплая, ее чуть не стошнило. Она полежала, прислушиваясь, потом тихонько оделась и на цыпочках направилась к двери.

Майя подняла голову и сонно пробормотала:

— Мама, ты куда?

— Помираю — пить. Возьму минеральной…

— Уже закрыто.

— Может быть, в баре. Там допоздна.

— И я…

— Как маленькая. Спи. Я скоро.

— Мама, где ты так долго была?

Майя сидела на кровати; приглушенный голос звучал хрипло и взволнованно.

— Где же? На палубе, — направляясь к своей постели, бросила Ольга Ивановна. — Выпила воды, подышала.

— Мама, где ты была?