Мать только сильнее съежилась.

— Не морочь голову своим Виталиком, — медленно, сонным голосом протянул Юра. — Нам надо думать о себе.

— «О себе, о себе»… А чего мы стоим?

— Ты не очень…

— Замолчи, Юра, — приказала мать. — И ты, Поля, успокойся.

— Какое тут спокойствие, мама? Когда… Что я скажу Виталику? Ты знаешь, какая у него семья?

— Знаю, — вмешался Юра. — Образцово-показательная. Хоть на витрину. А что за витриной? Я уверен, что твой Виталик сориентировался в обстановке.

— То есть?

— То есть имеет в виду не только тебя, а и кое-что еще.

— Неправда! — крикнула Поля. — Он не такой…

— Ах не такой… Любовь — и ничегошеньки, кроме любви?

— Это ты… — Полин голос задрожал, — это ты со своими дружками всегда подсчитываешь, у кого сколько чего есть. И кто даже на собственных именинах здорово заработал. А мы с Виталием решили жить у его родителей. Он станет учиться и работать, я — работать. Нам больше ничего не надо. Отсюда не надо, — жестко подчеркнула она.

— Оказывается, он презирает нас? — обиделась Кузьминская.

— Что значит «презирает»? Он привык к другому. У него… — Поля на миг заколебалась. — У него такая семья.

— «Такая». А мы не такая. — В голосе Кузьминской зазвенели злые слезы. — А мы… А мы… Отец из себя жилы тянул. Ради вас.

— А что еще тянул? — Поля резко повернула голову, но мать в темноте не увидела, как жестко сверкнули ее глаза.

— Как ты смеешь?! — вскрикнула Кузьминская и изо всех сил взмахнула рукой, словно издали награждая дочь пощечиной.

— Прости, мама.

Поля всхлипнула и прижалась головой к стеклу.

— Как страшно жить, — сказала она, глядя во тьму. — И какие мы беспомощные.