Матфея, 7:6
Последнего из пятерых давно привязали у столбу. Комиссарий давно уж бросил мрачные слова отпуста:
— I nunc, anima anceps, et sit tibi Deus misericors.
Пылали, тянулись к небу, рвались в него пять огней.
Четверо на кострах молчали. Седой мужчина смотрел на солнце, приближавшееся к горизонту. Теперь он не боялся ослепнуть. Это солнце исчезнет, а другого он не увидит. Хоть бы умереть раньше, чтобы ещё не исчез тёплый бог.
Пан Котский дрожал всем телом и не мог сдержан своего страдания: огонь уже лизал его ноги, прятал его выше колен. Крупные, как боб, слёзы катились из голодных, печальных глаз. Баба извивалась в огне, как позволяли цепи, но молчала, и струйки крови сплывали с закушенной губы.
Мужчина-убийца обвис. Может, не держали ноги, а может, хотел быстрее задохнуться, чтобы окончились страдания. Но голова была поднята независимо. Он смотрел в глаза судьям, как дантовский Фарината, с презрением к самому огню.
Только хозяин, словно не веря себе, водил глазами в разные стороны.
Даже сюда, в то место, где стояли апостолы, временами нестерпимо наносило огневую жару. Что же было там?
Клубилось, вертело, ревело. Словно в золотисто-кровавых воронках стояли пять человек. Огнистые яркие птицы иногда отрывались от своего гнезда и летели в розовые сумерки.
Христос чувствовал, что порой, когда поворотит ветром пламя в его сторону, у него потрескивают волосы. И все же он не отступал.
«Боже! Боже мой! Спасай маленьких. Спасай угнетённых, спасай даже бродяг и мошенников, ибо отняли у них достойное жалости жилище и могут отобрать даже дорогую одним им жизнь, если не позаботятся они о ней сами. Боже, так разрази ты их громом! Да бейте же их, люди, плюйте на них, пинайте ногами! Куда же это я попал, и стоит ли даже распинаться за таких обезьян?!»
Он чувствовал, что сходит с ума, что смешивает себя и их и тысячи других.
В это время что-то приглушённо бухнуло. Нестерпимо запахло палёным и навозом. Спрятанный огнём едва не до шеи, убийца страшно закричал. Потом он сжал зубы и, почти криком, стал мерно читать что-то, похожее на молитву:
— Отродье ада... Сыны Велиала... Наследники дьявола и суки из монастыря... Истинно говорю: среди зверей хищных на первом месте — поп, на втором — начальник и лишь на третьем — тигр.
Голова его упала. Женщина уже обвисла, видимо, угорев. Седой молчал.
На лицо Христа лучше было не смотреть. По лицу Фомы видно было, что он совсем одурел. Глаза закрыты, кулаки сжаты. Потом он с надеждой раскрыл глаза — столбы были на месте.
И тут внезапно завопил хозяин: