Апостолы стояли поодаль, и Христос пошёл к ним. Бояться особенно было некого. Их тринадцать, все вооружены, даром жизни не продадут в случае чего.

Он страшно не любил орден псов Господа Бога. Вы­нюхивать, искать, карать — вот в чём видят они служение Богу. Жаль, что нельзя напасть и разогнать эту падаль. Сла­бы силы. Если бы ещё был тут деревенский народ! Но это город, жители, видимо, в ужасе попрятались. Стоит ма­ленькая группка людей. Может, родственники схваченных.

Христос подошёл к своим.

— Доказательная инквизиция заседает, — неизвестно кому объяснил дуралей Якуб, — святая служба.

Глаза Христовы встретились с глазами Иуды. Тот был лишь зеленоват, и школяр понял, что Раввуни очевидно не по себе.

— И сюда добрались, — промолвил иудей. — Двести пятьдесят лет ползли. Дотянулась святая служба... А я будто бы сам помню.

— У нас она долго не протянет, — буркнул Ту­маш. — Не бойся. Тебя не дадим.

Они увидели, что перед святым синедрионом стоит скрученный мужчина с молодой сединою. Злое, резкое лицо, глубокие глаза.

Апостолы смотрели на него и не слушали вопросов службы. Вопросы были всегда почти одинаковы. Это по­том, в протоколах, их расцвечивали цветами мудрости, чистого благородства и веры, которая срамила и разби­вала вдребезги утверждения еретиков. А в самом деле до­прос был скорой и надоедливой вещью, весьма будничной и грустной. Вопрос — ответ — признание либо отрицание, и тогда несколько предложений при казни — приговор — напутствие на смерть. Никому не интересно было, что че­ловек чувствует, почему он совершил то или другое, гово­рит он правду или врёт (доносчик знал получше того, на кого доносили). Если подсудимых было много или судьи спешили — задавали лишь несколько вопросов, особенно если дело касалось одного подсудимого, а не организации. Мелких еретиков, которых нельзя было назвать страшным словом «ересиарх», осуждали часто и без этого. На боль­ших колдовских процессах в Германии, когда надо было за какую-то пару дней очистить город от двухсот — трёхсот человек, признания жертв щёлкали как орехи. В случае судебной ошибки реабилитировал и расплачивался местом в раю Господь Бог.

Были и правила: «Один доносчик — не доносчик» (в Германии недавних времён на это не обращали внимания, что свидетельствует о безусловном прогрессе), но подсудимый мог признать правду доноса. «Нельзя два раза применять одно наказание». Но можно было его «прерывать и начинать снова». «Признание и самоосуждение - цветок дознания». Но если человек не признавался и на дыбе, его считали «сильно заподозренным в ереси» и выпускали под надзор.