Они действительно любили то, о чём говорил людям с гульбища Братчик. Но сейчас им было не до этого, так как больше всего они любили своё спокойствие, свою власть и самих себя. Первое полетело сегодня ко всем чертям, вместе с виленским гонцом, и можно было предположить, что если так пойдёт и дальше, то полетят второе и третье.
Поэтому не было более щедролюбивого собрания за всю историю в большом судном зале. Все сливки собрались тут сегодня защищать свою любовь.
Сидели все духовные особы, как католические, так и православные, ибо любовь их была одинакова; сидели радцы и войт, ибо они разделяли ту любовь. Сидел Корнила, ибо ему приказывали от имени любви. Сидел бургомистр Юстин. По привычке скорее, ибо первых двух любвей его успешно лишали, и потому он не мог любить и уважать себя.
Пред любящими стоял расстрига Ильюк, прежде пророк по склонностям, теперь — по заданию:
— Вот и всё... А люди в городе говорят, что непременно он теперь за Городню возьмётся... Мол, пускай только позовёт — все пойдём... Мол, вот это настоящий Христос наш. На что уж татары да иудеи — и те его ожидают. Название, говорят, имя — это дело десятое. По-ихнему он Христос, по-нашему «мессия», «махади» и чёрт его знает ещё как.
— Хорошо, Ильюк. Но мы ведь сразу анафему ему огласили, — сказал Лотр. — Как это слушают? Неужели нет устрашения?
— Плюются, — опустил звериную голову Ильюк. — Говорят: «Это всё равно...»
— Ну, почему замялся?
— Не карайте... «всё равно как дьяволы анафематствовали бы ангела».
— Т-так, — задумался Босяцкий. — А юродивые кричат? А ты?
— Кричим. «Срамота наготы его... Печаль великая... зверь, глазами исполненный спереди и сзади». Как поужаснее кричим, чтобы непонятно: «Солнце, как власяница! Море делается кровью! Семь тысяч имён человеческих в одной Городне погибнет!»
Он загикал и закричал так, что во всех мороз побежал по спине.
— А они не обращают внимания. Говорят: всё равно жизни нет. И сегодня Кирик Вестун, кузнец, да дударь «Браточка» говорили какому-то усатому, чтобы он оставался тут и помогал... А мы, мол, выходим и ожидаем, а какой-то Зенон (один Гаврила в Полоцке!) чтобы собирал людей, да идём ему навстречу.
— Нашли? — спросил Комар.
— Нет, — ответил Корнила. — Успели убежать. А Зенона никто не знает. Наверно, не из Городни.
— Ч-чёрт! — возмутился доминиканец. — Ну, хорошо, пока ничего не случилось. Именно пока. Опасность есть, но пока лишь тень опасности. А вы то ошибку за ошибкой совершали, а то головы от ужаса потеряли. Породили чудовище и не знаете, как усмирить.