Светлый фон

Выкрикивал... Выкрикивал... Крики эти ночью стояли в ушах.

...Перед тем как карать смертью людей — карали колокола. Заменили другим колокол на доминиканской звоннице, притащили его на Старый рынок, где лежал уже низринутый городской колокол, и раскалёнными щипцами вырвали обоим языки, чтобы не кричали о тре­воге. Не в набат надо бить, если в город, пускай себе и под покровом ночи, входит законный хозяин, святая вера.

Большую Зофею языка не лишили, но хвостали за­пачканными в навоз плетьми. Люди, глядя на это, сжи­мали кулаки от унижения.

Молчали колокола. К словам Рабле «город без ко­локолов... корова без бубенчика» стоило было бы при­бавить: «Волки вокруг, и не придёт хозяин».

Люди ежеминутно ожидали ареста. Население го­рода уменьшилось наполовину. Кто был убит, кто ждал смерти в подземельях, кто сидел в каменоломнях или убе­жал. Некоторые искали права убежища в храмах. И заско­чившие в костёлы получили его, право умирать от голода и жажды. А спрятавшихся в православных церквях выдали и всех поголовно, вместе с сидевшими в подземельях, распяли вдоль дорог и повесили за рёбра. От одного рас­пятия к другому. Деревянных путали с живыми.

Гиав Турай, когда-то почти фанатик, висел повешенным за ребро, плевал на имя Бога и, мучаясь в пред­смертных страданиях, кричал:

— Земля моя! Несчастная! Сколько веков! Сколько веков тебе терпеть! Сколько веков можно терпеть!

Так он кричал, пока не умер. Все умерли.

И случилось так, как когда-то в Риме, в понтифи­кат Бенедикта Восьмого. Несколько дней землетрясение трясло Рим, и тогда решили, что в этом виновны рим­ские евреи и немногочисленные мусульмане с право­славными. Их всех уничтожили, и летописец записал: «После наказания их смертью ветер утих и земля не испытывала больше ужасных колебаний, ранее сотрясавших Святой город».

Может, и так. Историки не ошибаются. А может, земля просто устала сотрясаться. Нельзя всё время сотрясаться. Сколько можно!

Во всяком случае, после всего произошедшего зем­ля Городни также перестала сотрясаться и издавать под­земные толчки. Эшафоты помогали и в первом и во вто­ром случаях. Город был усмирён. Город молчал. Пришёл черед Христа.

 

Глава LIV

Глава LIV

СИНЕДРИОН

СИНЕДРИОН

 

Я умоляю об одном: умоляю тело своё, находящееся во власти палачей, сбе­речь силы и выдержать мучения, предна­значенные ему, чтобы я был в состоянии крикнуть на эшафоте: «Смерть властителям! Смерть обманщикам! Смерть торговцам верой! Да здравствует свобода!»

 

Ответ Ольджато суду