Юстин, всё время сидевший, опустив глаза, поднял их. В глазах был ужас. Весь побледнев, как холстина, бургомистр спросил:

— Вы что же, на нас хотите навести кровь этого человека?

— Почему? — спросил Босяцкий. — Сказано ведь «без пролития крови».

Христос сделал шаг вперёд:

— Срамлю судилище ваше довеку. Быть дому вашему пусту.

И он плюнул на середину зала суда.

Глава LV

ИСТИНА БУРГОМИСТРА ЮСТИНА, ИЛИ HOMO HOMINI MONSTRUM

...а они не таковы, но сборище сата­нинское.

Откровение, 2:9

Улицы были ещё не совсем убраны, ибо убитых некоторое время не разрешали хоронить — в устрашение другим. Злоба было такова, что, казалось, не хоронили бы и совсем, но дни стояли ещё довольно тёплые, даже иногда знойные, и власти побоялись миазмов, которые, как известно, порождают проказу, оспу и моровое пове­трие, чуму, не говоря уж о прочих украшениях жизни.

Стража вела его по улицам, прокладывая дорогу сквозь толпу богатых мещан, торговцев и зевак. Он не смотрел на них. Он смотрел, как навалом бросают в подводы трупы, как их везут, как смывают с брусчатки засохшую кровь целыми лоханями воды. Он знал: сегодня но­чью его снова возьмут в замок (незаконные пытки после суда надо было прятать; все знали о них и все делали вид, что их нет), а потом через час — день — три — не­делю (насколько его хватит и насколько быстро разуве­рятся в успехе палач и судьи) отведут назад в темницу при суде рады, чтобы немного поправился, чтобы затя­нулись перед казнью раны. Но ему всё это было почти всё равно после того, как Магдалина дала новую закалку его сердцу и показала ещё раз, что за эту твердь стоит гибнуть. Что стоит гибнуть за едва заметную плесень на ней, за людей. Ничего, что они пока наполовину хищни­ки, наполовину жертвы, что живут среди них кролики, тигры и хори. Что поделаешь? Они сейчас лишь корни, сверлящие землю и навоз, они долго, очень долго будут сверлить навоз, пока не выгонят из себя стебель, пока не разгорится на нём прекрасный цветок Совершенства. Он предвидел, каков будет этот цветок, и за него способен был погибнуть.

Это было всё равно. Неодинаковым было другое, то, что по улицам везли прах, в который превратились наилучшие из этих корней, наиболее чистые и жизнеспособные: друзья, братья, товарищи.

А вокруг бурлила толпа, которой он не замечал. Её не было, когда строили царство справедливости, её не су­ществовало и сейчас. По крайней мере, для него.