— Ну, дай мне, я вижу…

— Достань сама… в правом кармане…

Малышка увидела в его руке конфету и отвернулась, напрасно и он и Василинка уговаривали ее, говорили, что очень вкусная, что из золотого сундучка достали, что таких она еще не пробовала.

— Не хоцю, — только и сказала в ответ.

Антон смутился, и краска залила все его лицо. Ему показалось, что ребенок все понял, поэтому и отвергает его подарок. Вернее, не подарок, а так, мелочь какую-то, которую и нечего подсовывать дочери. Спросил:

— В тюрьме родилась?

Василинка не ответила. Протянула руки, и девочка вся подалась к ней, обвила ручками шею. Повернула головку, как-то исподлобья посмотрела на чужого чубатого дядька…

Антон почувствовал себя неловко. И что хуже всего — не знал, что ему сделать, чтобы наладить  ч т о - т о. Именно что-то! Свои отношения с дочерью, носившей чужую фамилию? Может быть, дать ей свою? Это ему показалось очень простым, однако понял, что не в этом суть. Что-то другое! Посложнее!

— Она никогда не спрашивает обо мне… об отце?..

Василинка только улыбнулась в ответ и еще более усложнила это тревожное  ч т о - т о. Антон сел на кушетку и снова протянул к малышке свои деревянные руки, но тут же опустил их. Это он протягивал руки в свою, теперь уже путаную, жизнь, распятую на чужом перекрестке. Все, видимо, зависело от того, как решит это маленькое, родное существо. Было ли это настоящим или, возможно, мгновенным порывом, но он знал, что покорится воле маленькой своей дочери, покорится ее силе. Силе отцовского чувства, что вдруг вспыхнуло в нем, как взрыв гранаты.

Бабка Марья вернулась с кухни и сразу же поняла, что произошло.

— Иди, иди, — решительно потребовала она, обращаясь к гостю.

— Тетя… — прервала ее Василинка.

— Не называй меня «тетей»!.. Что ему здесь надо?

Антон не обиделся, потому что бабка имела право так говорить — ведь сама когда-то благословила их… (Еще тогда, в той пещере, которая, поди, теперь уже и развалилась.)

— Иди, иди, — настаивала на своем бабка Марья.

Он тоже назвал ее «тетей», набиваясь в родню, но бабка и ему ответила резко:

— Не называй меня «тетей»!

Бабка ревниво оберегала свою независимость — дескать, непричастна я ни к какой родне, она, бабка, сама по себе, да и только, и вы живите как хотите, но малышку не ставьте меж собой, ее защищаю я, потому что моя обязанность — защищать слабых.

Бабка Марья была не из слезливых, жизнь научила ее суровой мудрости: