Много танцевали, пили какое-то дешевое вино, а когда у него кончились деньги, она раскрыла сумочку:
— Теперь я буду заказывать.
— Хватит, Василинка.
Она настояла на своем. Официант принес еще вина, она после первого же глотка закашлялась и сказала:
— Я выйду.
Вернувшись, больше уже ни к чему не прикасалась — ни к вину, ни к еде. И танцевать больше не хотела. Сказала усталым голосом, но с веселыми нотками:
— Ты пей, а я буду сидеть и смотреть на тебя. Можешь даже потанцевать — я не обижусь. Вон, видишь, девушка за тем столиком? Она давно не сводит с тебя глаз. Ты ей явно нравишься.
— Может быть, нам пора?
— Нет, нет, я хочу смотреть. Я так счастлива! И чужая радость мне по душе…
Он проводил ее домой, постоял, как когда-то, у калитки. Но в дом она его не впустила, закрыла дверь, щелкнула ключом. Он ходил долго под окнами и ушел обиженным, поклявшись больше не искать с нею встреч.
А на другой день она снова пришла к нему в корректорскую, повесила плащик на гвоздь и заговорила:
— Ну, ты не ждал? А я пришла… Не могла не прийти…
— Долго думаешь меня мучить? Держать на перекрестке?
— Я мучаю себя.
И снова освещенные электрическим светом улицы. Василинка была бесшабашной, просила не перечить — не мешать ее счастью. Потом, уже дома, как в те, довоенные времена, когда они были юными, играла на стареньком пианино Шопена и Листа, и ветер доносил из далеких воспоминаний запах полей. И все было хорошо! Все было прекрасно! Антон до того поверил в обретенное счастье, что по-домашнему снял пиджак и повесил ею на спинку стула. А когда тетка Марья, та самая черная бабка из их сказки, пришла от соседей с ребенком, Василинка встала из-за пианино, торопливо, словно спасая от кого-то, подхватила малышку на руки и прижала к груди.
На мгновенье установилась напряженная тишина. Чтобы разрядить ее, бабка вышла.
— Дай… — с какой-то робостью попросил Антон, протягивая руки и глядя на свою дочь широко раскрытыми глазами.
Взял ее на руки как что-то такое, что от неосторожного прикосновения может исчезнуть, и не знал, что делать. А малышка смотрела на него круглыми умными глазками, по-взрослому, словно пыталась вспомнить, где она видела этого густоволосого человека, этого деревянно-неуклюжего дядю. Антон вспомнил, что у него в кармане есть прихваченные с собой конфеты, но не знал, как их извлечь оттуда. Василинка сказала:
— Я подержу.
Но он не хотел выпускать из рук милое существо, ведь оно, теперь уже точно, принадлежало ему.