Ухали орудия, недалеко шел жаркий бой. Прислушиваясь, Мегудин промолвил:

— Бои идут где-то близко, но мы все-таки начнем действовать…

— А что мы без людей сделаем?

— Люди придут, обязательно придут, — уверенно заявил Мегудин. — Иди домой, посмотри, цела ли твоя хата. Может, скоро появятся жена, дети. А я пойду в исполком и, если здание уцелело, буду там. Придут люди, пусть видят, что Советская власть ждет их, чтобы помочь…

Расставшись с Еремчуком, Мегудин прошел привокзальную площадь, повернул в переулок, в котором еще тлели дома после вчерашнего пожара, и очутился возле здания райисполкома. Он обрадовался, что оно уцелело, поспешил к крыльцу. Стены были покрыты копотью, местами пробиты осколками снарядов.

Мегудин поднялся на крылечко, толкнул дверь — она оказалась открытой. На ней было написано большими черными буквами: «МИН НЕТ».

«Значит, тут уже были наши минеры», — подумал он.

В коридоре воздух был затхлый, сырой, так что даже трудно стало дышать. Стены и подоконники покрылись пылью и цвелью, на полу валялись сорванные почерневшие портреты, плакаты. Стол и стулья в приемной были опрокинуты и разбиты. Сквозь закопченные, покрытые пылью оконные стекла едва проникал свет.

Приладил кое-как стол и стулья и тут услышал человеческие голоса. Выйдя на улицу, он увидел толпу стариков с узлами на плечах, женщин с детьми на руках, закутанных в одеяла.

— Ой, смотрите, товарищ Мегудин здесь!.. — раздались голоса.

Обрадовавшись людям, Мегудин крикнул:

— Товарищи, поздравляю вас с освобождением Курмана от фашистского ига! Сегодня у нас первый мирный день… Исполком открыт, заходите, товарищи!

Толкаясь, люди с гомоном хлынули в исполком. Пробравшись ближе к столу, за который Мегудин сел, женщины засыпали его вопросами, запричитали:

— Митьку моего, который трактористом у вас в мэтээсе работал, вы не встречали где-нибудь?.. Ушел на войну и как в воду канул… — спросила женщина с одеялом на голове.

— А Филиппа Горностая, помощника механика МТС? — перебила женщина с ребенком на руках. — Только одно письмо успела получить от него. Писал, что идет в бой. Скажите, может, что-нибудь знаете о нем. Ведь мы были в неволе. Ой, горе горькое, что я буду делать без него… Дом наш сгорел, куда я денусь с крошкой на руках?

— И мой дом сгорел… И мой… И мой, — раздавались голоса. — Куда нам, горемычным, податься?..

— Плакать не надо. Всех устроим, — начал успокаивать людей Мегудин.

Но женщины не унимались и продолжали шуметь и причитать.

В открытые двери исполкома входили все новые и новые люди. Изо всех сил проталкивался поближе к Мегудину старичок в красноармейских штанах и в зеленом кителе немецкого офицера, в фуражке с красной окантовкой и блестящим козырьком.