– Послушай, если между ними что и было, то по взаимному согласию. Эрик не стал бы сбивать его с ног и насиловать. Успокойся, дорогая, и пойми – тебе известно о мужчинах совсем не так много, как ты думаешь.
Ида злобно усмехнулась.
– Если между ними что и было… Ты лжец и в придачу трус.
Вивальдо изумленно взглянул на нее – в эту минуту он ее ненавидел.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что ты, черт возьми, прекрасно знаешь, что между ними все было. Просто не хочешь думать об этом…
– Ида, пойми, не мог я лезть не в свое дело! И никогда не расспрашивал ни Руфуса, ни Эрика об их отношениях. Как я
– Вивальдо, чтобы что-то знать, совсем необязательно расспрашивать. Мы с Руфусом тоже никогда не говорили на эту тему, однако же я все знала.
Вивальдо помолчал, а потом с болью произнес:
– Ты, видно, никогда меня не простишь? Не простишь за смерть брата?
Теперь молчала она. Он продолжал:
– Я тоже любил твоего брата, Ида. Ты мне не веришь, я знаю, но я действительно любил его. И он был всего лишь мужчиной, дорогая. Не святым.
– Я и не утверждаю, что он святой. Но у меня тоже черная кожа, и я знаю, как белые обращаются с чернокожими юношами и девушками. Думают, что они годятся только на то, чтобы вытирать о них свой испачканный спермой член.
Впереди, через три дома, светились огни кинотеатра. На улицах было много народу, как бывает летом. От ее слов у Вивальдо перехватило горло, а глаза словно обожгло огнем.
– Мы с тобой уже давно вместе, а ты по-прежнему продолжаешь так думать? – наконец выдавил он из себя.
– Оттого, что мы вместе, мир не меняется, Вивальдо.
– Для меня меняется, – сказал он.
– Только потому, что ты белый, – возразила она.
Внезапно он почувствовал, что сейчас, прямо здесь, на людной улице он либо истошно завопит, либо сомкнет пальцы на ее горле. Огни кинотеатра заплясали перед ним, а тротуар поплыл под ногами.