— Нот уж, Леня, хватит, дружочек… Давай-ка вали вслед за своей матрешкой. Мне о твою грязь мараться незачем, а Марине тем более. До утра, так и быть, потерплю еще, а как солнышко встанет, чтоб духу твоего тут не было. Судье что-нибудь соврем, незачем эту мерзость на потеху всему городу выставлять, и будь добр, сам языком не трепли, дочь пожалей.

Леонид скривился, с откровенной злобой взглянул на нее.

— А не шибко развоевалась, начальница? Я ведь тоже могу тебе счетец предъявить.

— Это какой же счетец? — спросила Софья, догадываясь, что будет дальше.

— А мальчик-то твой гениальный? Или думаешь, что если он на одиннадцать лет моложе тебя, так и прикрылись? Нет, за такую ширму по нынешним временам не спрячешься, говорят, это даже модно стало — молоденьких любовников иметь.

— Ну и мразь же ты, Моисеев, — брезгливо сказала Софья. — Совсем уж облик человеческий потерял?

— Я мразь?! — взвился Леонид. — А ты-то, ты-то? На себя посмотри, вобла сушеная! Ты же давно уже бабой перестала быть, выхолостилась напрочь! Да какая ты жена, ты же синий чулок! И зачем только замуж выходила!

Софья молчала, думала: «Господи, и с таким ничтожеством прожила тринадцать лет… За что меня так? Даже уйти по-человечески не может. Какой пошлый, глупый конец… Как в затасканном анекдоте: жена вернулась из командировки…»

Замолчал и Леонид.

— Все сказал? — спросила Софья.

— Нет, — чуть помедлил Леонид.

— Что еще?

— Послушай, Соня… Ну, погорячились, и хватит, а? Ведь столько лет вместе прожили. И как же Маринка-то, а? — торопился Леонид, — Мы ведь оба нужны ей. Я хоть по вечерам присмотрю за ней, тебе ведь всегда некогда, как же ей одной жить? Ну, мало ли что в жизни бывает, ну, сорвался, прости, теперь уж точно ничего никогда не будет, клянусь тебе! Не веришь? — наконец-то набрался он духу прямо взглянуть на нее.

Не верила Софья, да и незачем уже было верить или не верить ему. Совсем чужой, ненужный ей человек стоял перед ней.

— Иди, — сказала она.

Леонид ушел, но так и не поверил, что все кончено. Он пытался говорить с ней утром и на следующий день, даже поехал в лагерь к Марине и рассказал ей, что «мама не хочет жить с ним», и просил ее поговорить с ней, но Марина наотрез отказалась.

Развели их быстро, в какие-то пятнадцать минут. Софья заявила, что от алиментов отказывается, и невесело отметила, как при этом радостно блеснули глаза Леонида. В коридоре суда он боязливо окликнул ее, спросил:

— А как же… с жильем? Ведь мне надо где-то жить. Разменом сама займешься?

— Комната тебе будет! — отрезала Софья. — А хочешь большего, добивайся сам.