— Тебе.

Ольга прочитала, ее лучистые глаза потемнели.

— Я знала. Пусть это останется у тебя.

Он вложил листок в записную книжку. Больше он читать не мог.

После обеда Ольга и Крылов уехали.

— Он все понимал, он был хороший друг. И почему это все хорошие люди погибают? — размышляла Ольга. Ее большие глаза смотрели на него печально, доверчиво и нежно.

Крылов тоже думал о том, как много оставил ему этот нескладный худой человек, никому не навязывавший себя и такой нужный каждому, с кем жил. Марзя научил Крылова лучше видеть жизнь и людей, он оберегал его счастье и умел находить радость в чужой радости. В нем заключались огромные силы, он был необыкновенный человек.

— У нас с тобой три дня. — сказала Ольга.

Трое суток жизни, тишины. Немало после того, что осталось позади.

* * *

Подъезжая к базе, Крылов услышал знакомую песню. Здесь, в брянских лесах, она звучала чересчур необычно.

Около штабного дома стояла группа командиров. Фоменко вышел навстречу партизанам, пожал им руки. В петлицах у него алели капитанские «шпалы».

— Федорчук, баню по всем правилам! А у нас гости с Большой Земли, твои, молчун!

Из-за деревьев сомкнутой колонной выходила десантная рота:

Четким шагом, в белых маскхалатах, с автоматами на груди шли преемники Женьки Крылова, Феди Бурлака, Саши Лагина, Витьки Седого.

— Взять взводную дистанцию! — прозвенел энергичный голос командира роты, и колонна послушно разделилась на четыре равных прямоугольника. Прошел первый взвод, за ним второй.

— Третий взвод, подтянись!

Что-то дрогнуло в Крылове, теплой волной пробежало по телу, комом собралось в груди. Среднего роста взводный повернул голову — круглые щеки, чуть вздернутый нос… Паренек, шагавший на Женькином месте, тоже был с пулеметом и, проходя мимо, обдал Крылова внимательным любопытным взглядом. Взвод удалялся, а паренек все смотрел. Крылов поднял руку, и Ольга помахала рукой. Это уходила навстречу неизвестности необстрелянная Женькина юность.

Ольга увидела в глазах у Крылова слезы.

Перед ним был тот самый батальон, неувядающий, непобедимый, как жизнь. Но это был уже не Женькин батальон. Тот исполнил свой долг, ударил по острию наступающих фашистских войск, стал легендой и больше не вернется к нему, как юность. А Крылов, никого и ничего не забывший, стоял теперь в рядах другого батальона, тоже неувядающего, как легенда.