Ющенко мог возвратиться в редакцию, но, повинуясь порыву, присоединился к поэту. Он и сам не ожидал, что поступит так. С тех пор как он бросил на донском берегу Володю Плотникова и Валю Ванюшина, он так и не смог заглушить в себе назойливые воспоминания. Ему надо было оправдаться перед собой и перед теми, на переднем крае. Ему казалось, что, подвергнув себя опасности, он снова обретет утраченное уважение к себе. «Теперь или никогда!» — решил он. Передовая представлялась ему неотвратимым судом, за которым последует спасительное оправдание.

От штаба полка до переправы ехали, часто останавливаясь. Со всех сторон теперь гремело. Поэт притих, удивленный и встревоженный, а Ющенко невольно подумал: «Ему-то в новинку, а мне, собственно, чего не хватало?»

Машина стала в лощине, радисты потянули к берегу проводку, там же установили репродукторы. Линию смонтировали, опробовали под грохот артиллерийской пальбы.

Смеркалось. Из леса к мосту подтягивались танки.

Все это — оранжевое закатное небо, артиллерийская дуэль, танки, тихо приближающиеся к переправе, и гром репродукторов — волновало и поэта, и Ющенко. Та целеустремленная сила, которая текла по дорогам к фронту, проявлялась здесь в действии — зримо, осязаемо, осмысленно.

— Это передовая? А где окопы? — возбужденно спрашивал поэт, не отставая от Ющенко. Колея, в которую они ступили, тянулась дальше, общее движение влекло их за собой.

У воды их прихватил артналет. Снаряды выли по-волчьи и норовили разорвать их на куски. Ющенко перебежал по мосту на тот берег, уже плохо понимая для чего: страх все сильнее путал у него мысли.

— Мы на плацдарме, да? — не отставал поэт.

Совсем близко вспыхивали ракеты, потрескивали пулеметы. Туда и оттуда шли солдаты с термосами, ведрами и котелками, потом встретились лейтенант и девушка-санитарка. У всех здесь были свои подразделения, свои дела, свои укрытия. «А мне-то чего тут надо? — недоумевал Ющенко. — Глупо, глупо».

— Это немцы? — показывал поэт на ракеты и трассирующие пули.

— Немцы.

Впереди было открытое место.

— А где окопы?

«Вот побываю в окопах и назад», — от этой мысли Ющенко стало легче, а его похождения обретали какой-то смысл. Вернуться с полпути да еще с корреспондентом, которому втемяшилось побывать на плацдарме, было бы тоже глупо. Значит, сначала вперед, а потом прочь отсюда — тогда это будет выглядеть логично и никого не удивит.

В небе завыло, и земля тотчас дрогнула от удара. Поэт вскрикнул, опрокинулся навзничь. Ющенко плюхнулся рядом, сжался в комок. Мысли метались, как вспугнутые в ночи дневные птицы: «Куда ты приперся? Какой смысл в твоем поступке? Что изменилось, оттого что ты здесь? Каким надо быть идиотом, чтобы по собственной воле прийти сюда! Унести отсюда ноги и никогда больше не показываться здесь — вот как поступает умный человек!..»