Светлый фон

Якушкин быстро пересек это место, дальше, мимо кустов, пошел не спеша, спрыгнул в траншею и лицом к лицу столкнулся с Лидой Суслиной.

— Ты? Ты почему здесь?

— А ты почему? — устало ответила она. Встреча с Якушкиным обрадовала ее.

— Тебе же русским языком было сказано, чтобы оставалась на том берегу! Здесь без тебя обойдутся!

— Не говори глупостей, Якушкин, — сказала она и непроизвольно вздрогнула, пригнулась: над бруствером бешено пронеслась пулеметная очередь.

— Я к Шарынину, я сейчас вернусь! Сиди на месте, без меня ни шагу. Слышишь? Ни шагу!..

— Слышу. Ванечка, слышу. Я посижу.

Якушкин вернулся минут через пятнадцать. Лида сидя спала. Он разбудил ее, они выбрались из траншеи. Вслед за ними к переправе за ужином пошли трое солдат.

На поляне их прихватило: из оранжевого пламени вечернего неба с тоскливым завыванием вынеслись снаряды. Якушкин мгновенно сбил Лиду в воронку, сам лег поверх, прикрыл ее собою. Снаряды бешено месили темную, пропахшую порохом и кровью землю. Казалось, артналету не будет конца, а они были заживо погребены в снарядном вое.

Когда затихло, Якушкин увидел неподалеку от себя руку, полузасыпанную землей. Это была мужская, не Лидина рука, но Лида тоже не двигалась.

Он встряхнул ее — она заметила руку, а поодаль от нее три изуродованных тела и — закричала, размазывая по лицу слезы и грязь.

— Замолчи! — рассердился Якушкин. — Пойдем!

Она покорно кивала головой, но не двигалась с места. Он привлек ее к себе, осыпал поцелуями лицо. Она перестала всхлипывать.

— Пойдем, Якушкин. — сказала уже спокойно. — Пойдем, Ванечка.

Смеркалось.

* * *

По заданию редактора младший политрук Ющенко встретил на аэродроме столичных журналистов. Творческая бригада москвичей состояла из поэта-песенника Тилиликина, публиковавшегося под псевдонимом «Громов», композитора Клекотова-Монастырского и поэта Саши Любавина. Песеннику и композитору было под тридцать, поэту около двадцати. У всех троих были вдохновенные прически, выбивавшиеся из-под армейских пилоток, а цвет лица свидетельствовал о безукоризненном здоровье.

«Виллис» весело бежал по дороге, приятной и интересной в познавательном отношении. Шла пехота, ехали грузовики, катились танки. Все — в одну сторону, на запад. Сама эта целеустремленность была празднична и от избытка чувств гости непроизвольно запели свою, корреспондентскую. От ветров и водки

корреспондентскую

Тихонько подпевал и Ющенко. По правде сказать, без песенки было бы лучше, слишком уж несолидно — с такой песенкой, но он решил не мешать гостям радоваться прибытию на фронт. Их настроение не омрачилось и после того, как майор-танкист крепко обругал их за то, что на повороте дороги едва не угодили под гусеницы танка. Наоборот, радость москвичей от этого лишь усилилась. Эпизода с майором им хватило до политотдела, а поэт-песенник даже успел сочинить по этому поводу стихи: