Композитор пришел в восторг от плодовитости своего коллеги и принялся сочинять музыку к новым стихам, а Саша Любавин возразил:
— Сыровато. У танка не колеса, а гусеницы. И потом.
Он не успел досказать, что потом: приехали в политотдел армии.
Здесь московские гости встретили коллегу — известного поэта и прозаика Комкова. Он писал роман и уже несколько месяцев жил при штабе. Выглядел он как заправский военный, погоны носил майорские, трубку посасывал трофейную, землянку имел отдельную, чтобы было где уединиться и работать. Обставлена она была, конечно, скромно: стол, кровать, два стула, сундучок для бумаг и пишущей машинки, чемодан для белья и кое-какие мелочи — вот и все. Много ли солдату надо?
Комков пригласил москвичей к себе.
— Вы очень хорошо, уважаемые коллеги, сделали, что сменили уют столичных квартир на солдатские землянки, — солидно говорил он, наливая в кружки фронтовые сто граммов. — Сидя в Москве, о войне писать нельзя, нельзя! Это все равно, что говорить о любви, не познав женщины.
— А вы часто бываете на передовой? — поинтересовался поэт, слегка захмелевший от крепкой дозы.
— По мере необходимости, если требуется… освежить фронтовые впечатления. Учтите, Саша, для писателя передовая — здесь, а не там, где стреляют. Здесь видишь перспективу, понимаешь суть событий. Наша передовая — это действующий штаб, это скромная фронтовая землянка, где можно писать и писать…
здесь— Простите, Яков Константинович, мне кажется, это… односторонне, — робко возразил Саша. — Как же без солдат-то? И потом…
— Вы что-нибудь написали, коллега? — нахмурился Комков.
что-нибудь— Мало, Яков Константинович, совсем мало. Но я напишу, обязательно напишу. Мне надо только почувствовать… как бы вам сказать… дух переднего края, узнать, как там все бывает. По рассказам я, конечно, представляю себе, но этого недостаточно.
Комков смягчился, поднял кружку:
— Ну, по посошку!
Все выпили, и гости засобирались в путь. Теперь пришлось довольствоваться полуторкой. До штаба дивизии ехали долго. Гости притихли: машина тряслась и дребезжала, отбивая охоту разговаривать.
Дивизионный штаб мало чем отличался от армейского: такой же земляночный городок, та же жесткая маскировочная дисциплина, отчего невольно казалось: вот-вот налетят немецкие самолеты.
Поэт-песенник и композитор остановились здесь, они задумали новую песню, замысел которой им подсказала разбитая дорога и дребезжащий на ухабах грузовик, а Саша Любавин поехал дальше. Он решил побывать на сожском плацдарме.
В полк приехали засветло. Вскоре на передовую оттуда отправилась машина с радиоустановкой, и Саша Любавин незамедлительно пересел на нее.