Когда полк находился уже в нескольких километрах от лесного села, где солдатам было приказано заниматься строевой подготовкой, и когда стало известно, каких потерь стоила пехоте беспечность, штаб заработал с предельной собранностью: во всем опять почувствовалась незримая рука армейской дисциплины.

* * *

Миновали речушку с мостиком. На пригорке окапывался взвод пехоты, у дороги стоял «максим».

— Лейтенант Кожушко, остановите взвод! — окликнул капитан Луковкин. Бегство из села, где он устроился с предельно возможным комфортом, сказалось на его облике: Луковкин заметно потускнел, излишне суетился, но в голосе у него звенел метал: — Останешься с пехотой прикрывать отход полка. Умереть — но ни шагу назад! Ясно?

— Ясно. — смутился лейтенант. Он пришел в батарею у Березины, ему было двадцать два года, а половине его бойцов не было и двадцати.

Афанасьев взглядом простился с Кожушко и его людьми. Он ничего не мог сделать для них, ничем не мог им помочь, потому что капитан Луковкин уже снял со своих начальственных весов одну гирьку, означавшую двенадцать человеческих жизней.

Никого из взвода Кожушко и самого Кожушко Крылов больше не видел. А сзади уже снова надвигался гул моторов.

— Лейтенант Власов, остановите взвод! — снова появился капитан Луковкин, и в его голосе опять звенел металл, но уже чуть-чуть слабее. — Придаетесь третьей роте второго батальона! Держаться до конца! — в этот раз он не настаивал на своем «умереть». — Ясно?

— Ясно.

Луковкин зашагал прочь, спеша удалиться от опасного рубежа, где вскоре дыбом встанет земля. Участь сорокапятчиков его не тревожила, он закрывался ими, как щитом, считая себя при этом чуть ли не героем: ведь все видели, как решительно он действовал. Позже, в докладной командиру полка, он особо подчеркнет, что «в исключительных условиях лично командовал противотанковой батареей, сдерживая натиск врага».

— Береги людей. — сказал Власову Афанасьев.

Два орудия отвернули в сторону, оба расчета последовали за ними. Впереди пошли Власов и Григорчук. Назад никто из них не вернулся. Что сделали эти тринадцать человек и еще четыре десятка пехотинцев, вставшие на пути у врага, — этого, наверное, никто никогда не узнает, как никто не узнает о судьбе взвода лейтенанта Кожушко и тех пехотинцев с «максимом». Вместе с людьми война поглощала и человеческие судьбы. В полковых архивах, если таковые существовали, люди будут значиться как погибшие смертью храбрых или пропавшие без вести. А люди эти были настоящие герои: самое трудное на войне — умереть без зрителей.