Светлый фон

– Я потеряла Корделию, я ничего не могла поделать, она от меня убежала!

– Она здесь, – сказала мама. – Она в своей комнате. Она заперлась. Что вы с ней сделали?

– Я ничего не сделала, она от меня убежала! – воскликнула мисс Бивор. – О, слава богу, она в безопасности.

– В безопасности? Что вы с ней сделали?

– Ничего, – повторила мисс Бивор. – Все, что я делала, – это любила ее!

– Вы сами говорите, что она была с вами, а полчаса назад вернулась домой старее, чем я. Что вы с ней сделали?

– Знаю, знаю, – застонала мисс Бивор. – О, ее лицо. Ее прекрасное личико. Она выглядела холодной, жестокой, прямо как вы. О Корделия.

– Отвечайте, что вы с ней сделали? – настаивала мама.

– Я – ничего, – сказала мисс Бивор. – Это все тот ужасный человек.

– Какой ужасный человек? Прекратите цепляться за свою шляпу, я не вижу вашего лица.

– Ну как же, – ответила мисс Бивор, – Ганс Фехтер.

Мама посмотрела вверх на окна Корделии и протянула к ним руки.

– О мой ягненочек, мой ягненочек, – проговорила она. Потом она напустилась на мисс Бивор: – Разве я не предупреждала вас, чтобы вы его к ней не подпускали?

– Я ничего не могла поделать, – сказала мисс Бивор. – Это все та вульгарная особа, мадам Корандо. Вот уж кого нельзя было подпускать к Корделии. Она трижды была замужем.

– Как, Джулия Корандо отправила Корделию к Гансу Фехтеру? – воскликнула мама. – Ни за что не поверю.

– Нет-нет, все было совсем не так, – сказала мисс Бивор. – Это случилось на том банкете. Корделия играла прекрасно. О да, поистине прекрасно. Если она не играла прекрасно, значит, такого понятия, как прекрасная игра, вообще не существует. И мадам Корандо ее похвалила, а Корделия поблагодарила ее и рассказала, какие надежды мы питаем на стипендию, а потом эта женщина вдруг переменилась. Она сказала, что быть профессионалкой – это отнюдь не то же самое, что быть любительницей, пусть даже и хорошей. И… о, потом все вышло очень скверно.

– Но я все равно не верю, что Джулии Корандо хватило жестокости отправить Корделию к Гансу Фехтеру! – воскликнула мама.

– Нет, нет, – проворчала мисс Бивор, – говорю же вам, все было совсем не так! Но Корделия часто упоминала, что вам ничего нельзя сказать, потому что вы не слушаете. Все случилось из-за того, что Корделия постояла за себя и ответила, что учится у синьора Сала. Тогда эта кошмарная особа воскликнула: «Как, у старика Сильвио Сала?» – а когда Корделия ответила да, разразилась самым вульгарным хохотом, все обернулись, и она назвала его старым жуликом и рассказала длинную историю о том, как его отец, производитель макарон, помешанный на музыке, мечтал иметь сына-скрипача и с детства на него давил, но тот никуда не годился, и его старик-отец завещал все свои деньги племяннику, который был на самом деле хорошим скрипачом, так что его сыну пришлось крутиться изо всех сил, и он хвастал направо и налево, и кем только не прикидывался, и говорил, будто преподавал в Миланской консерватории, хотя ни разу там даже не бывал. О, какого вранья она нагородила. Впрочем, все это может оказаться правдой.