– Где ж его теперь найдёшь? – хмыкнул Длугош, шевеля длинным носом. – Может, его ошмётки перед этой самой мордой теперь и гниют. После пожара леший разберет, кто куда делся, а там уже целая гора мяса скопилась.

– Эт-то сколько ж там человек полегло? – задумчиво почесал подбородок Толстяк.

– Десять? Двадцать? – пожал плечами Длугош. – Их на такие мелкие куски разорвало, что и не поймёшь.

Стражник тем временем почти добрался до каменной морды.

– Ща его разнесёт на кусочки, – буркнул Толстяк.

– Не разнесёт, – не так уж и уверенно возразил Длугош, зализывая сальные волосы назад. – Морда не умеет назад смотреть. Как она его заметит?

– Разорвёт на гуляш, – упрямо возразил Толстяк. – Пиво с меня, если нет.

Гжегож лишь усмехнулся нехорошо, наблюдая за стражником.

А тот вдруг сорвался в отчаянии с места, завизжал, как перепуганная баба, накинул на морду покрывало и дал дёру.

Толстяк и Длугош замерли в предвкушении, ожидая, что морда сожжёт убегающего стражника, но тот уже успел преодолеть половину пути назад, и Длугош зашёлся безудержным смехом:

– С тебя пиво.

Толстяк недовольно поморщился и начал насмехаться над перепуганным до смерти стражником:

– Что, боец, штаны, небось, промочил?

Гжегож обернулся к Ежи, улыбнулся едва заметно.

– Кажется, работает, – сказал он с одобрением. – Молодец.

Ежи неловко пожал плечами, покосившись на покрытую покрывалом морду и дальше, на дом Стжежимира.

Сколько дней прошло после пожара? И как давно Ежи пил своё снадобье? Последнего он никак не мог вспомнить, зато чувствовал, как с каждым новым выдохом сильнее сжимались лёгкие, как царапал воздух горло и в глазах начинали мелькать чёрные точки.

А дом целителя был так близко. Обойди каменную морду – и окажешься на крыльце у знакомой двери.

Под сапогами смешивались зола и снег, словно мука и яйца под руками матери. Одежда и руки Ежи тоже сделались серыми, пальцы скрючились от холода. Всё вокруг окрасилось в цвета тумана и дождя, и Ежи слился с окружающим миром.

– Чего какой дёрганый? – с недобрым прищуром спросил Гжегож.