– Что мы можем сделать, чтобы им помочь?
– Ничего. Остается только ждать, – отвечает он, накрывая Колдер простыней и одеялом. – Каземат отпустит их… когда будет готов.
Я молча смотрю, как он укладывает на койки сначала Хадсона, потом Флинта и при этом даже не потеет. Когда все трое уложены – и после того, как я удостоверяюсь еще раз, что с ними все нормально, – я задаю Реми тот вопрос, который занимал меня с того момента, когда до меня дошло, что происходит с остальными.
– Что-то я не пойму, – говорю я, когда он растягивается на своей койке с потрепанной книгой в руках.
– Почему Каземат не подействовал и на меня? – Я думаю о том, как жестоко страдают сейчас Хадсон, Флинт и Колдер, меж тем как сама я чувствую себя прекрасно, и меня охватывает чувство вины. Это неправильно. – Почему Колдер, Флинт и…
– Хадсон? – Реми поднимает бровь. – Ведь на самом деле тебе хочется спросить о нем, да?
– Ему пришлось тяжело, – говорю я ему. – То, что ему приходится переживать…
– Он либо выдержит это, либо нет. Ни ты, ни я ничего не можем с этим сделать.
– Почему не можем? Можем, – не соглашаюсь я. – Ведь Каземат почему-то не подействовал на меня, значит, он мог и их обойти стороной.
– Он не обошел тебя стороной. Это сделал я.
От изумления мои глаза широко раскрываются.
– Если ты можешь сделать так, чтобы Каземат не действовал на людей, то почему бы тебе не сделать то же самое и с остальными?
– В том-то и дело, – отвечает Реми, качая головой. – Я больше никому не могу помочь. Только тебе.
– Как это не можешь? Почему?
– Неужели ты думаешь, что я не пытался избавить от этого Колдер? Пытался, каждый раз. Но у меня ничего не выходит. Однако, едва встретившись с тобой, я сразу же понял, что тебя я смогу избавить от этих страданий – для этого мне было достаточно коснуться твоей руки. Я не знаю почему – я просто увидел это, вот и все, и сделал, когда пришло время.
– А почему ты ничего не сказал до того, как нас настиг Каземат?
– Я решил, что нет смысла расстраивать остальных, ведь я уже знал, что ночью нам предстоит Каземат. – Он пожимает плечами. – И прежде чем ты начнешь опять расспрашивать меня, я скажу, что я понятия не имею, почему тебя я могу избавить от всех этих страданий, а остальных нет. В тебе есть нечто такое, что моя ограниченная магическая сила действует на тебя.
Это ужасно, но понятно. Вероятно, все дело в моей горгулье. Она спрятана под слоями металла, но она остается частью меня. И она отлично умеет направлять магическую силу.
Что отнюдь не освобождает меня от чувства вины.
Хадсон так боялся Каземата. Мне он не сказал об этом ни слова, однако ему не удалось скрыть свою дрожь. Но я знаю – ему была невыносима мысль о том, что ему придется иметь дело с тем, что он совершил в прошлом.