«Я должна сделать один важный-преважный звонок, но не хочу говорить при тебе», сказала Люсетта, роясь в черной сумочке в поисках ключа.
Они вошли в прихожую ее апартаментов. Там, дав себе слово уйти через минуту, он снял очки и прижался губами к ее губам – совсем такой же вкус, какой бывал у Ады в Ардисе в начале дня: сладковатая слюна, солоноватый эпителий, вишни, кофе. Если бы он не развлекся так бурно и так недавно, то, возможно, не совладал бы с искушением, с непростительным трепетом. Она схватила его за рукав, когда он начал пятиться к двери.
«Давай еще раз поцелуемся, еще раз поцелуемся!» – повторяла она по-детски, глотая окончания, едва шевеля приоткрытыми губами в бестолковой суете восторженного помрачения, делая все, что в ее силах, чтобы не дать ему опомниться и сказать нет.
Он сказал, что этого довольно.
«О, ну почему? О, прошу тебя!»
Он сбросил ее холодные дрожащие пальцы.
«Почему, Ван? Почему, почему, почему?»
«Ты прекрасно знаешь почему. Я люблю ее, а не тебя, и я просто отказываюсь усложнять положение еще одной кровосмесительной связью».
«Да неужели! – сказала Люсетта. – Ты несколько раз заходил со мной довольно далеко, когда я была еще ребенком; твой отказ идти дальше всего лишь отговорка, а кроме того, кроме того, – ты же изменял ей с тысячью девок, ты, грязный обманщик!»
«Ты не будешь говорить со мной в таком тоне», сказал Ван, подло воспользовавшись ее беспомощным обвинением как предлогом уйти.
«I apollo [я прошу прощения], я люблю тебя», отчаянно прошептала она, пытаясь крикнуть ему во след
4
Присутствия д-ра Вина в Англии требовал один дразняще-трудный случай.
Старый Паар Чузский написал ему, что «Клиника» хотела бы вверить его ученому рассмотрению одного пациента, страдающего редкой формой хроместезии, присовокупив, что в силу кое-каких странностей, отличающих этот случай (как, например, слабая вероятность обмана), Вану лучше приехать и самому решить, стоит ли ему устраивать перевозку этого пациента в Кингстон для дальнейшего обследования. Некто Спенсер Мальдун, слепорожденный, сорока лет, не женатый, одинокий (и третий слепой персонаж нашей хроники), отличался тем, что припадки жестокой паранойи сопровождались у него видениями, во время которых он выкрикивал названия тех предметов и веществ, которые он научился распознавать на ощупь, или думал, что узнает по страшным описаниям в книгах (поваленные деревья, вымершие ящеры), и которые, как ему казалось, надвигались на него со всех сторон. Припадки чередовались периодами оцепенения, после чего неизменно следовало возвращение к нормальному состоянию, когда в течение недели или двух он прочитывал пальцами свои слепые книги или слушал, блаженно погруженный в свое красноватое марево, записанные на пленку музыкальные сочинения, голоса птиц и ирландские стихи.