Вздохнув, Алесса поплелась за ним на открытую тренировочную площадку по другую сторону здания. Данте начал подниматься и опускаться на перекладине, и она подошла ближе для лучшего обзора.

– Я могу тебе чем-то помочь? – спросил Данте.

– Еще как можешь.

Раздраженно вздохнув, он опустился на землю и приступил к отжиманиям.

– С тех пор как ты назвал себя черствым хлебом, у меня проснулся дикий голод.

Данте сделал паузу, покачал головой и еще раз отжался.

– Я обожаю хлеб. Особенно багеты. Длинные, толстые, горячие и покрытые…

Он упал на землю, сотрясаясь от смеха.

– Достаточно. Смилуйся. Ты чемпион по непристойным метафорам с использованием выпечки.

– Я еще даже не начинала. Ты же знаешь, что я выросла в пекарне. Поделиться подробностями моей одержимости выпечкой?

Он поднялся на ноги и отряхнул ладони.

– Я не выпечка.

– Ну что ты, конечно, выпечка. Один из тех загадочных пирогов, которые сначала могут казаться солеными, но под слоями хрустящего теста на самом деле скрывается сладчайшая начинка.

Данте покосился на нее.

– Ты назвала меня пышкой?

– Сам начал.

Кто-то осторожно кашлянул. Слуга, слонявшийся поблизости.

– Извините, мисс. Собеседования окончены, и Фонте ждут вас.

Алесса не знала, чего ожидать, когда направлялась в библиотеку, но точно не рассчитывала увидеть рыдающую Нину, которая цеплялась за Йозефа, обхватившую голову Саиду, кричащую всем заткнуться Камарию и Калеба, осушающего стеклянный графин, который, насколько Алесса помнила, еще недавно был наполовину заполнен водкой.