Что-то стало покалывать. Его… пальцы? Они материализовались перед его лицом. Его лицо! У него появилось лицо. И тело. Слава Богине.

Буквально.

– Ох, спасибо, – произнес он, проверяя свой голос. Звучал так же. – Богиня?

Пузырь веселья вернулся, более теплый и яркий, но не дал утвердительного ответа. По крайней мере, на этот раз ощущение возникло в груди, что к нему вернулась. А затем и одежда, которая не требовалась, но приветствовалась. Боги относились к наготе легкомысленно, но от старых привычек избавляться трудно.

– Так… вы Богиня? Или нет?

– Верно.

Он испытал знакомое чувство. Однако ответа на свой вопрос не получил. Это была и Богиня, и не Богиня. Забавно.

– Послушайте, не хочу показаться неблагодарным, но не могли бы вы сказать, сработало ли? С ней все в порядке?

Свет колебался, практически обретая форму, но рассыпаясь и мерцая, как свеча у приоткрытого окна.

Перед ним возник мираж женщины, высокой и худой, со светло-каштановыми волосами и теми же темными глазами, которые он видел, глядя в отражение зеркала.

– Мама?

Его мать – или Богиня, похожая на маму, – протянула ему руку, в ее глазах плескались любовь и сожаление одновременно.

Ничто не помешало Данте потянуться в ответ.

Его ладонь нащупала тепло там, где должна была находиться ее рука. Свет двинулся вверх, покалывая кожу, пронизывая насквозь и согревая изнутри. Первый прилив эмоций – гордости, любви, уверенности – оказался столь же приветливым, как и огонь в очаге после ледяного дождя, в котором он мог бы купаться вечно.

Но тепло обратилось в жар – обжигающий, потрескивающий, опаляющий – с оттенком глубокого сожаления о том, что ему не хватило времени поступить иначе. Самый быстрый способ показать то, что ему требовалось знать. И на ожидание времени не оставалось.

Его мать улыбнулась, но зрелища печальнее он никогда не видел.

Она исчезла, и его разум взорвался.

Ненасытный, мрачный океан, поглощающий берег, разрушающий городские стены, извергал чешуйчатых, клыкастых существ с когтями, похожими на косы. Облака пепла застилали небо над реками крови, а повсюду горели, горели, горели люди.