Джео плотно поджимает губы и хмурится.

– Дом старый, но нам посчастливилось и такой найти.

Я резко смеюсь, чувствуя, как поднимается по горлу желчь.

– Посчастливилось? Думаешь, можно счесть за счастье, что я потеряла замок, власть над Хайбеллом всего за неделю?

– Я не это…

– Я законная правительница Шестого королевства, – перебиваю я, смотря на него так же холодно, как холоден цвет моих глаз. – Яд Тиндалла распространился по городу настолько, что мне пришлось покинуть свой дом. Пришлось прятаться в этом убогом убежище.

– Верно. – Нож с шумом опускается на стол, когда Джео принимается резать – нет, подвергать пыткам рыбу так, словно представляет, как отрезает что-то иное. – Что ж, Ваше Величество, сожалею, что этот дом недостаточно для вас шикарен.

Я смотрю на него испепеляющим взглядом.

– Повтори? – Да как он смеет обращаться ко мне в подобном тоне!

– Оглянитесь, – говорит Джео и взмахивает ножом, словно ладонью. – Ваш замок захвачен мятежниками. Ваши же солдаты от вас отвернулись. Вы правили одна всего несколько недель и взгляните на последствия.

Я стискиваю челюсти. Еще чуточку сильнее – и они треснут, как крепкий лед.

– Это все Тиндалл…

– Да, во всем виноват он, – перебивает Джео и поворачивается ко мне лицом. Впервые я замечаю, как потрескались у него губы, как огрубела от румянца кожа, словно во время его длительной рыбалки зимний ветер обрушился на него пощечинами.

И по этим морщинкам, по этой шелушащейся коже, по кругам под его глазами, я понимаю, какого он обо мне мнения. Как я опустилась в его глазах. Будь я сейчас в Хайбелле, носи я свои изысканные платья и опаловую корону, он бы не посмел разговаривать со мной в таком тоне.

Но я здесь. Сбежала из своего же замка, ношу одежду десятилетней давности, найденную в сундуке и наполовину съеденную молью. У меня нет ни слуг, ни поваров, ни советников, ни короны, ни замка.

– Наложникам царицы не дозволено разговаривать с ней в подобном тоне, – сухо отвечаю я, предостерегая его попридержать язык.

По его шее расползается румянец, остановившись над расстегнутым воротником туники и пальто, которые он носил слишком много дней. Но его усыпанную веснушками кожу покрывает не краска смущения, а гнева.

– Этот наложник целыми днями напролет трудится, чтобы вас накормить, согреть и устроить с удобством, а вы тем временем только сидите и жалуетесь, а еще в это грязное окно смотрите вместо того, чтобы что-нибудь сделать! – выплевывает он.

Я смотрю на него с изумлением, и изо рта вырывается пар от прохладного воздуха.