Светлый фон

— Кто-то идет, — сказал едва шевеля губами, но Микаса и сама уже услышала тяжелую поступь шагов на первом этаже.

— Есть еще одна лестница. Давай тогда по ней, — предложила она шепотом.

Они быстро проскочили обратно по красному тоннелю «кишки» и свернули в темноту узкого лестничного пролета как раз в тот момент, когда незнакомец сделал первый шаг на второй этаж. К счастью, успели.

Так и не сбавляя скорости, друг за другом двинулись вниз по утонувшей во мраке лестнице. Мягкий ковер на ступенях глушил шаги и, кажется, все звуки сразу. Вот почему, внезапно вынырнув из темноты и тишины, Микаса резко остановилась на середине спуска, пойманная в ловушку рассеянного света ламп и негромкой болтовни.

— Бля! — не сдержался Жан за ее спиной, когда сам увидел причину внезапной задержки.

Поворачивать обратно было поздно. Их заметили. Разговоры потухли сами собой и вслед за случайной — первой — парой глаз потянулись другие. Теперь любопытные женские взгляды прыгали по растерянным лицам незнакомцев и скользили по их невзрачной одежде.

— Жан! Что это за место? — Микаса невольно вцепилась в перила.

Он ничего не ответил, вместо этого решительно взял ее за локоть и на этот раз первым направился вниз по лестнице, вынуждая Микасу следовать за собой:

— Пойдем.

Однако она не сдвинулась с места. Застыла, будто зачарованная, не в силах оторвать взгляда от убранства просторной комнаты и ее обитательниц. Микасе казалось, что вместе с ней остановился ход времени и исказилась реальность. Разве подобное место могло бы существовать в гетто? Она мазнула взглядом по окнам, чтобы убедиться в том, что там, за стеклами, по-прежнему плавилась под летним солнцем улица, на которой все еще жались друг к другу дома, а угрюмые люди со звездой на нарукавнике брели по своим делам… Но ничего не увидела — сквозь наглухо запертые ставни не смог пробиться ни один солнечный луч, и искусственный свет керосиновых ламп заменил день на иллюзию ночи, а женщин, казалось, превратил в кукол с отдающими фарфоровой белизной лицами, черными глазами и яркими «кровавыми» губами. Их было шестеро: младшей, наверное, не больше четырнадцати-пятнадцати, старшей — лет около сорока. И все они, застигнутые Микасой и Жаном за праздной болтовней, так и замерли в раскрепощенных позах на пуфах и диванах, обитых красно-черным плюшем, и не сделали ни единой попытки прикрыть перед незнакомцами свой неподобающий вид. Задранные до бедер подолы струящихся платьев и глубокие вырезы декольте, фривольно разведенные колени и вопиющая напускная роскошь жемчужных нитей бус вокруг шей и тонких запястий… Бесстыдные красивые куклы, одетые в шелка и разврат поверх погребального савана тотальной нищеты гетто.