Догадка острым крюком вонзилась Микасе в живот и выпотрошила из нее остатки сил, а затем вспорола нутро до горла, где застряли слова:

— Жан? Это что… — язык плохо слушался, — публичный дом?

— Да, — ответил он глухо и снова потянул за собой.

Жан почти насильно оторвал ее от перил и потащил вниз. Он смотрел себе под ноги, будто отгородился от всего вокруг: будто эти соблазнительные женщины не были ему интересны и ему не было стыдно за то, что он слышал от них, пока продолжал тянуть Микасу за собой.

— Эй, красавчик! Возьми и меня тоже. Уверена, такого жеребца на нас обеих хватит, — звонко рассмеялась одна из девушек.

— За полцены для тебя, — подхватила вторая.

— Эй, дамы, да я бы и бесплатно отдалась.

Плюшевая комната зазвенела от хохота, а Микаса вспыхнула от стыда. Она почувствовала, как нестерпимый жар сжег ее щеки и уши, прокатился тяжелой волной по спине и расплавил кожу под рукавом там, где пальцы Жана обхватили руку.

— Не слушай их, — услышала Микаса бормотание.

Жан сжал ее локоть еще сильнее и попытался ускорить шаг, но ноги никак не хотели идти. Ей казалось, что спертый воздух стал плотнее воды, и она, захлебываясь в тяжелом аромате духов и грязи слов, с неимоверным усилием продирается вперед через эту вязкую субстанцию. А еще ей отчаянно хотелось вырвать руку из захвата, чтобы закрыть уши и не слышать больше ни звука из уст женщин, которые посчитали ее одной из них и, сами того не осознавая, погрузили Микасу в огненную жижу альтернативной реальности, где Эрен не смог убить работорговцев.

Все издевательства Шадиса над кадетами, вся прямолинейная грубость военных и порой резкие слова капитана Леви никогда не покушались на гордость и достоинство Микасы… Даже грязное предложение Яниса Цукурса, высказанное им тет-а-тет в кабинете, унизило ее не так сильно, как издевательские смешки этих продажных женщин:

— Хорошенько ублажи его, азиаточка, чтобы он к нам и в следующий раз вернулся.

Потому что там, в солнечном кабинете Цукурса, не было Жана. И как смотреть теперь ему в глаза, зная, что он пришел и нашел ее в этом доме порока?

— Где Янис успел добыть такую цыпу? Вот пройдоха — небось сам же первый и опробовал.

— А как же! Ты, Герта, будто еще сомневаешься в этом…

Как отмыться от грязных фраз?

Голова внезапно отяжелела, и в горле окончательно пересохло. Микасе стало жарко, душно и тошно. И даже на улице эти ощущения никуда не исчезли, а первое же резкое движение, когда она рванула вперед к колонке на углу, прокатилось по вискам ударом молота. Плохо. Очень плохо.

Вода казалась Микасе ледяной, но она умывалась до тех пор, пока руки не заломило от холода. И все-таки вода не спасла: головная боль окончательно стянула виски железным обручем мучений. Чертова мигрень, как же не вовремя. Микаса оглянулась по сторонам в поисках места, куда бы присесть, заметила впереди скамейку и без единого слова направилась туда. К счастью, Жан не стал ничего спрашивать и молча пошел следом. Нужно было сказать ему про приступ и попросить несколько минут отдыха, но она не могла заставить себя говорить, потому что знала, что каждое произнесенное слово вопьется в виски болью, как каждый шаг и любое резкое движение отдавалось сейчас в желудке тошнотой, а яркие солнечные блики ножами резали глаза. Даже едва уловимый аромат жасмина от чахлого куста позади скамьи теперь казался невыносимо сладким и тяжелым.