Светлый фон

— В гетто Либерио очень тесная застройка, — пробормотал Жан. Уж кто-кто, а он-то видел это собственными глазами. — А во время фестиваля будет столпотворение гражданских…

Мотылек снова стукнулся в стекло и, обессиленный или ослепленный, упал на стол недалеко от пальцев Армина, которые вдруг сжались в кулак, да так, что костяшки его суставов начали стремительно бледнеть.

— Если Эрен действительно задумал все это провернуть, то в одиночку он точно не справится. — Армин не говорил это для других, он просто рассуждал сам с собой. — Это чистой воды самоубийство.

Ханджи задумчиво смотрела на горящий ровным пламенем фитиль:

— Парадиз не может лишиться Основателя и Атакующего в такое время. И уж тем более позволить марлийцам захватить Эрена живым и скормить его кому-то из претендентов в воины или шифтеру. Острову в таком случае придет конец.

Леви кивнул.

— Йегер — кретин, — констатировал он, помолчал немного и продолжил: — Он же намеренно ставит нас перед фактом выбора: либо потеря острова, либо спасение его жопы. Поставим его раком в ответном письме. Или он добровольно тащит свою задницу обратно, или мы все равно найдем его и вернем на Парадиз насильно, а уж там он получит по заслугам за все свои выкрутасы. И от меня лично в обязательном порядке…

А затем в комнате будто разорвалась бомба — настолько звук шкрябнувших ножек стула показался всем присутствующим громким. Жан от неожиданности едва не выронил бумажный пакет с вином, который до сих пор сжимал в руке, но тут же снова о нем забыл — стоило только встретиться мимолетным взглядом с Микасой, на пути которой он как раз оказался. Пару мгновений назад она вскочила со своего места и, игнорируя удивленные взгляды, направилась к выходу. Молча. Решительно. Целеустремленно. И Жан, вдруг оказавшийся у нее на пути, вынужден был вжаться в спинку стула, чтобы не быть раздавленным взглядом и напором Микасы Аккерман.

— Микаса! — робко позвал Армин, но она, похоже, уже не слышала его или не хотела слышать…

А возможно, и не могла — запертая в клетку собственных мыслей и чувств. Жану стало не по себе. Внутри нее сейчас творилось что-то страшное, трагическое и роковое, и кажется, он единственный, кто это понял, потому что только ему удалось заглянуть в ее глаза — пустые темные глаза человека, готового шагнуть с обрыва в пустоту.

Дверь за Микасой закрылась с легким хлопком, и звука удаляющихся шагов Жан уже не мог различить, однако он продолжал смотреть на дверь, почему-то больше всего страшась услышать из-за нее случайный громкий всхлип или удар кулака по стене… Словом, любой выплеск эмоций. Но в мире за пределами комнаты ничего не происходило. Пока не происходило. Зато в этой невзрачной каморке по-прежнему кружил вокруг света мотылек, едва подрагивало пламя на кончике фитиля и решалась судьба Эрена, гетто, Марли… А возможно, и будущего всего мира.