Никита ставит передо мной хрупкую белоснежную чашку с кипятком, себе наливает очень крепкий кофе в такую же чашку. Новой усмешкой оценив выбранное мною место, Верещагин, не поленившись, садится прямо напротив меня.

— Празднуешь победу? — саркастически спрашивает он. — Развод — это то, что ты так хотела?

— Одно из… — соглашаюсь я предельно вежливо, боясь его провоцировать.

Сейчас, в полумраке кухни, где Верещагин включил только подсветку по периметру комнаты, сегодняшний порыв пойти к этому мужчине, выбрав его из трех, предложенных странно опасной ситуацией на подземной парковке, уже не кажется мне разумным.

— Говори! — как-то грустно улыбается он. — Отец выполнил твой каприз. Теперь моя очередь, но при одном условии: ты расскажешь мне о Сергее Владимировиче Перевалове.

— Зачем тебе? — осторожно уточняю я, так и знала, что не обойдется.

— Должен же я понимать, кто угрожал моей жене… бывшей жене и моему охраннику, — равнодушно пожимает он плечами.

— Ты про него, наверное, уже сам всё выяснил? — продолжаю осторожничать я, вот не кажется мне его равнодушие искренним и настоящим.

— Многое, — снисходительно кивает Никита. — Возраст, рост, вес, образование, служба. А мне нужно знать о его увлечении тобой.

Отхлебываю глоточек кипятка, наслаждаясь теплом, окатившим горло.

— Два последних года в школе. Четыре после, — сообщаю я абсолютную правду.

— Это срок ваших отношений? — мгновенно мрачнеет Никита, от показного равнодушия не остается и следа.

— Нет! — нервно смеюсь я, делая второй глоток, по-детски, глупо радуясь, что опять его пробила. — Это срок моей фобии.

— Ты его боишься? — подается вперед Верещагин.

— Не его, — возражаю я. — Его отношения ко мне.

— А меня и моего отношения ты не боишься? — удивляется он, лениво пробуя кофе.

— Нет! — заявляю я, раздумывая, как назвать свое отношение к нему. Не боязнь точно.

— Ну-ну… — бормочет он. — И что было дальше? После этих шести лет?

— Сергей-Филипп служил где-то далеко, потом вернулся домой. Но я его не видела долгое время, — устало рассказываю я. — Совсем недавно он объявился опять. Всё.

— У него двойное имя? — хмурится Верещагин. — Почему я об этом не знаю? В его досье этого не было.