— Нет, — вполне спокойно отвечает он. — Никого чужого, приходящего человека в тот день в доме не было.

— А накануне? — настойчиво спрашиваю я.

— Важен только тот день, поскольку Тумана отравили свежей едой, — говорит Верещагин, сжимая лежащие на барной стойке руки в кулаки.

— У тебя же много камер и в доме, и во дворе, — напоминаю я.

— Я всё посмотрел. Все записи, — отвечает Никита, взъерошив волосы и положив голову на руки. — Две ночи на это потратил.

— Вместе с Екатериной? — не удерживаюсь я от ехидного вопроса, этот вопрос для меня самой звучит неожиданно, как будто и не я его задаю.

— Причем здесь Катя? — назвав свою женщину укороченным домашним именем, поднимает голову Верещагин.

— Она претендует на твои ночи. Мне уступила дни, — какой-то чёрт толкает меня в бок и говорит за меня эти слова, честное слово!

Я вдруг представляю себе его вполне отчетливо: маленький, юркий, с черно-коричневой шерсткой, круглыми красными глазками, треугольными ушками с милыми кисточками и умильным мокрым пятачком.

Варька была бы счастлива! Она считает меня ледышкой, не способной к визуализации фантазий. Очень по этому поводу огорчается, забавно рассказывает о своих тараканах, как о реально существующих сожителях. Будет чем ее обрадовать, если раньше обо мне не позаботятся санитары.

Никита пристально смотрит на меня и лениво, провоцируя, отвечает:

— Мне приятно, что за мое внимание борются две красивые женщины.

— Так уж и две? — продолжает разговор не Лера Князева, а чёртик, уютно и нахально устроившийся у меня на коленях. Я даже чувствую его легкий вес, похожий на вес зеленой мартышки Тимофея.

— Не радуй меня, — предостерегающе предупреждает Верещагин (совершенно не замечающий маленького нахала!). — Я решу, что хоть чуть-чуть тебе нравлюсь. Хотя… Если бы это было так, то ты бы не добивалась развода.

— Наш брак был твоей выходкой, — освежаю плохую память «бывшего мужа». — Сейчас просто восторжествовала справедливость. Вернемся к видеозаписям. Где ты держал Тумана и кто его кормил?

Чёртику скучно. Он показывает мне черный язычок и исчезает, махнув на меня рукой с копытцем (или это нога?) совершенно безнадежно.

— У меня псарня за домом, — говорит Никита. — Там несколько собак. Их кормит специальный человек. Он проверен сотни раз. Он не мог.

— Хорошо, — не спорю я пока. — Тогда кто мог зайти?

— Судя по камерам — никто, — обреченно отвечает Верещагин.

— А с камерами всё нормально? — не отстаю я.