Таисия Петровна с опаской берется за бронзовый колокольчик, и Никита ее не останавливает. Очередная рюмочка баснословно дорогого и фантастически вкусного (Сашка пробовала!) хереса крепленой сладостью помогает женщине продолжить рассказ.
— Да. Я часто звонила Илье. Просила его найти ту, с которой крутит роман мой муж, его друг. Он терпеливо выслушивал меня и всегда отмахивался. Всегда. А я уже тогда знала, кто это… Накануне смерти твоего отца я позвала Илью в гостиничный номер, чтобы нас там застал Алексей. Но… Алексей в это время пытался свести концы с концами: скрыть следы своей финансовой аферы. Ему было не до меня.
Таисия Петровна внезапно начинает смеяться, тонко, жалобно, по-детски.
— Ему было всё равно, с кем я в гостиничном номере!
Видя недоверие на лице сына, мать начинает смеяться и плакать одновременно.
— Для тебя он был идеалом! Как же! Отец, который всегда рядом. Отец, который берет с собой на охоту и рыбалку. Отец, который усаживает тебя рядом во время настоящих важных переговоров. Тебя, молодого и жадно впитывающего всё: повадки, манеру говорить и одеваться, даже дурацкую привычку потирать большой и указательный пальцы.
Никита сглатывает и распрямляет широкие плечи.
— Успокойся, мама! Я верю тебе.
— Веришь? — по-старушечьи щурится моложавая женщина. — Тебе стало легче?
— Я бы не сказал, что легче, — Никита еще сильнее прижимает меня к себе. — Просто многое стало понятнее. Многое, но не всё. Что было в письме? Его признание в воровстве и измене? Прощание с семьей? Покаяние?
Мать смотрит на сына, как на сумасшедшего или, по крайней мере, слабоумного.
— Покаяние? Алексея? Бог с тобой, сынок!
— Тогда что? — Никита проявляет чудеса сыновьего терпения.
— Вранье, приправленное правдой, — устало выдыхает Таисия Петровна. — Или правда, приправленная враньем. Я не считала в процентах и объемах. Да. Вяземский прижал Алексея. Они вместе с Ковалевским нашли вора достаточно быстро. Но сами добивать не стали. Играли в благородство. Загоняли его в угол.
— И загнали… — вырывается у меня невольно.
— Вот еще! — восклицает Таисия Петровна и произносит с непонятным чувством, то ли злорадства, то ли досады. — Он сам себя загнал.
— Ты забрала письмо и вышла через дверь в шкафу? — спрашивает напряженный Никита. — Чтобы никто не узнал правду? Я ведь даже не заметил, что кто-то, кроме отца, был в комнате.
— Ты сам скрывал правду о его смерти, потратив немало сил и средств, — напоминает Таисия Петровна. — И ты прекрасно понимаешь, что без помощи Вяземского тебе бы это не удалось.
— Я не понимаю, — говорю я громко и отчетливо, испытывая непреодолимое желание выпить знаменитого хереса: если Таисии Петровне он так помогает быть в форме, то, может, и мне поможет. (Сашка хвалила!) — Я не понимаю, зачем моему отцу было помогать тебе, Никита, если он так хотел добиться справедливости? Разве не это была его цель, чтобы Верещагин ответил за воровство, обман друзей, предательство и… убийство?