Но самое страшное не это. Обласкай такого, прими как равного, дай еду, кров, возможность жить, не оскотиниваясь, ведь не примет. Попробует, приоденется из лохмотьев, научится есть не руками, даже выучит пару фраз по-французски, будет выглядеть, как все, и даже на храм жертвовать! Но, черт побери, человеком не станет! Не прорастает зерно в заплесневелой почве. Слабого задавит, у потерянного украдет, сильному сапоги лизать будет, мечтая убить и встать на его место.

Включи такому свет в душонке его задыхающейся, молить начнет, чтоб убрали, потому как слепнет. Больно ему, что привычный жестокий мир – исключение, а не правило. Дай такому свободу, растеряется и в рыданиях поползет коленопреклоненно, просясь обратно в родную темницу, где ему вода и хлеб по расписанию, где не надо придумывать и творить, где цинизм и рвачество в почете…

Вот он и бьет. Правильно все. Господь недаром нам молвил «се аз воздам»!

Господа и дамы, мы с вами, что мы? Помогли униженному? Максимум – кинули монетку нищему. А дитя, в котором искра божья жива, не в хлебе нуждается, но в участии. То, что сейчас с нами происходит – беда, которая навалилась на государство наше несчастное, не с неба упала. Нами выращена и выпестована! Когда количество всех обездоленных и униженных стало выше всякой меры, когда роскошь стала выпячиваться и терять берега разумного приличия… вот тут круг-то и сомкнулся.

Мы, просвещенные люди, такие умницы на своих кухоньках радеющие о «простом человеке», замкнувшиеся в хрустальных замках за пятиметровыми заборами, неизбежно встретились с отъевшимся горя, закаленным батогами, ослепленным ненавистью собственным хвостом! И, как у пресловутого Уробороса, голова оказалась на той стороне, где правда. А правда в том, что Они не могут не жрать нас! Потому что ИХ время, потому что ничего другого они уже не умеют и, главное, не хотят! Потому что ИХ кровь зовет к отмщению. Потому что Господь отвернулся от таких, как мы, и дал в руки меч разящий по своему попущению. Умоемся кровью, искупаемся в слезах, но прозреем ли? Не знаю. Бедная, бедная страна… Несчастные мы. Поделом. Все поделом… – старичок доктор поморгал глазками, вздохнул, снял круглые очки в модной, под красную черепаху, оправе, попытался найти в кармане платочек, чтобы протереть их, но не найдя ничего, молча закопошился, вытирая стекла прямо рукавом запыленного суконного пиджачка.

– Слышите, Мишенька, что за щелчки изредка – там, за стеной?

– Нет.

– Ну, и правильно. Многия знания – многия печали. Людей выводят-выводят-выводят, а через пару минут начинаются эти проклятые щелчки. Щелчки! Представляете, затыкаю уши, а слышу! Как не сойти с ума. Господи, укрепи и направь, с благодарностью принимаю горечь чаши Твоей.