Господи, Мишка, что я себе напридумывала, а ты закрылся, как ракушка. Тогда решила про себя «ну и пусть! Если он такой бесчувственный, если я ему безразлична, пусть состоится эта дурацкая затея со свадьбой. Назло ему! Назло себе…» Миш, прости. Глупая, глупая и беспечная дурочка. Как чудесно! Как здорово, что я, ты, нет – мы – проснулись от этого кошмара!

Мишка высвободил руку, осторожно, чтобы не запутаться в гриве Полининых волос, рассыпавшихся по подушке, оперся на локоть, приподнялся, чтобы получше впитать ее вытканные из игры теней, света, струящегося по окну дождя мерцающие перламутром изгибы тела.

Рискуя потревожить нерукотворное творение, созданное утренним ливнем специально для него, прикоснулся губами к легкому локону над ухом девушки. Тихо шепнул, чтобы не слышать самого себя:

– Люблю тебя. Все остальное не важно. Полина. По-ля-моя. Мо-я… Полюшка.

Мишка словно пробовал звуки на вкус. Ему казалось, что смакуемое имя в его голосе приобретает новую плоть, а в каждом слоге появляется свой тон, связанный где-то в глубинах памяти с едва уловимым запахом утренней росы на свежескошенном луговом разнотравье.

Неожиданно противно заскрипела, словно жалуясь на свою старость, половица на втором этаже.

Полина мгновенно выпрыгнула из-под импровизированного одеяла, в лучшие свои годы служившего бархатной театральной кулисой. Голая фигурка заметалась по комнате, впопыхах собирая разбросанную одежду.

Мишка едва удержался, чтобы не рассмеяться: в глазах любимой вместе с нарастающим испугом искрила бесшабашность.

Собрав в охапку одежду, Полина мышью нырнула в ряды развешанной чуть ли не до потолка груды пышных платьев и камзолов.

По лестнице совсем близко послышались чьи-то тяжелые шаги.

Мишка, осознав окончательно, что волшебная ночь на этом, увы, закончилась, тоже начал одеваться.

Неожиданно хилая дверца костюмерной, еще вчера предусмотрительно закрытая на кривой гвоздик, упала досками внутрь, вылетев от одного безжалостного удара.

Словно в дурном сне, Мишка наблюдал, как в маленький светящийся проем, сгибаясь, будто осторожные хищные животные, неуклюже заползают двое в одинаковых черных кожанках.

– Гражданин Вашкевич? Михаил Иванович? Просим пройти с нами.

Мишка замер, совершенно не понимая, что делать: идти так, одеваться или попытаться проснуться от этого сюрреалистического кошмара? Кое-как собравшись с духом, еле ворочающимся от липкого страха языком пролепетал какую-то чушь, с ужасом понимая, что ответ этих хищных людей уже ничего не значит и что он полностью и всецело в их власти.