Ганна в порыве нахлынувшей нежности прижала живой комок к сердцу, целовала младенца в глазки, успокаивая его так, как подсказывал древнейший из инстинктов, баюкала, укачивала.

Мальчонка постепенно затих, только ворочал головкой, вытягивая губы в поисках материнской груди.

Ганна, не взглянув даже на черта, отвалившегося на кровати, тихо вышла из комнаты, окончательно понимая, что теперь ничего не имеет значения. Откуда этот мальчик, почему он оказался в ее руках, что стало с его родителями, и как добыл дитя для нее этот припершийся ночной оборотень – все это пусть возникнет потом, тогда, когда накормит, отмоет от крови и убаюкает ее младенчика.

Сына.

Глава шестая Межа (1942)

Глава шестая

Межа

(1942)

– П-шел! П-шел! Шевели лаптями! – конвойный со смаком пнул тянущуюся впереди него тень.

Сергей было дернулся от удара, но лишь сжал зубы покрепче, подумав, что в другое время не стерпел бы такого – и валялся б этот бравый партизан с раздавленным от удара костяшек кадыком, вращал бы, дурачок, глазами, не соображая, что ж с ним такое произошло. Доли секунды, все ничего, наработанный годами навык. Но… все это уже было, все осточертело и надоело смертельно. Пусть будет, как будет.

Усталость, апатия, равнодушие – все, что разъедает закаленную в боях душу, слилось в вязкую массу, разъедающую желание бороться, жить. Сергей усмехнулся горько. Как это ни грустно, но осталось от бывшей грозы диверсантов пустое место. Завтрашний висельник. И кто назначил позорную казнь? Странная штука жизнь. Эх, брат родной… Впрочем, имеет право. Долг, как говорится, платежом…

– Стоять! Пришли. Прыгай. Кому говорю, урод!