— Понимаете, Вегоника, мне кажется, что я влюбился в Вас с пегвого взгляда, как в стагых наивных и чистых гоманах. Когда-то я был светским человеком, а тепегь удалился от мига…

— Бело, друг мой! — начала Вероника, но Бело не дал ей договорить.

— Позвольте мне пгодолжить. Не тогопитесь извиняться, догогая, и не спешите дать мне от вогот повогот. У Вас еще будет на это вгемя…

— Несмотря на то, что мне грустно, Вы заставляете меня улыбнуться…

— Слава Богу, что Вы улыбаетесь, Вегоника, я слишком долго видел Вас печальной, и, честное слово, мне было очень больно видеть Вас такой.

— Мой бедный друг!..

— Не жалейте меня, быть может, Вам пгидется жалеть меня позднее, а пока позвольте пгодолжить. То, что я скажу Вам сейчас, потом, вегоятней всего, сказать не смогу, а есть вещи, котогые пгичиняют боль, если хганить их в себе, — Бело умолк и потер ладонями виски, словно собираясь с силами.

— Я слушаю вас, Бело, — поторопила друга Вероника.

— Нет необходимости говогить Вам о моих годах. К несчастью, внешность выдает их, и всем понятно, что я уже не юноша… — Бело запнулся, но затем решительно продолжил. — О своей пгошлой жизни и пгиключениях я гассказывать не стану. Ни к чему утомлять Вас долгим гассказом. В пгошлом я много стгадал, боголся, тегпел нужду. Много газ катился я по плохой догожке, но сумел устоять, выкагабкаться и подняться. И пусть гъязь часто пачкала мне в жизни кожу, могу поклясться, что душа моя чиста.

— Я отлично это знаю, месье Бело!..

— Спасибо!.. Да, так вот что я хотел сказать Вам. Когда Вы пгиплыли в Куябу и остановились в моем стагеньком отеле, я, сам того не понимая, считал свою жизнь конченой. У меня всегда имелось под гукой немного денег, бутылка славного шампанского, пага-тгойка кгасивеньких безделушек и какая-нибудь миленькая подгужка в пгидачу. Полагаю, нет необходимости вдаваться в подгобности, но я думал, что молодость унесла из моей души все самое лучшее: мечты, пгедчувствия, задог и сегдечные стгадания. Я считал, что годы одолели меня. Я находился на бегегах покоя, а вегнее, у вгат пгесыщения.

— Бело, друг мой, — Вероника попыталась что-то сказать, но Бело жестом остановил ее.

— Когда я увидел Вас, моя душа словно пгобудилась от спячки, и ко мне снова вегнулись бугные дни моей юности. Я снова стал честолюбивым, у меня снова появились мечты. Я не смел надеяться, вегнее, не надеялся до тех пог, пока не понял, что Вы — несчастны, что Ваш муж — слепец, котогый, сжимая в гуках чистейшей воды бгиллиант, думал, что это обычная галька.

— Бело…

— Пгостите меня, если это сгавнение оскогбило Вас, и если я пгоизношу имя, которое Вы не хотите слышать, но так нужно. Я считал Деметгио де Сан Тельмо ослом, самым глупым из болванов.