— Мне жаль.

— Вряд ли.

— В меня стреляли.

— Прекрасно.

Вовсе не прекрасно. Я касаюсь повязки на голове, а ты скрещиваешь руки.

— Если рассчитываешь на мою жалость, лучше сразу уходи.

— Я знаю, что подвел тебя. Провалялся в больнице, Мэри Кей. В меня стреляли, и я пытался звонить тебе… Я писал тебе сообщения… Черт, я даже отправил вам пиццу.

Ты киваешь.

— Хоуи умер.

Я не виноват. Хоуи был вдовцом, цеплявшимся за последнюю ниточку жизни, за стихи.

— Знаю. Видел в новостях. Я написал тебе, когда прочел об этом, и звонил… — Не нужно перетягивать одеяло на себя. — Как у тебя дела? Как прошел выпускной Номи?

Ты кладешь руки так, чтобы закрыть колени даже от моего взгляда, не говоря уже о прикосновениях. Костяшки твоих пальцев — латунные горы. Молчание.

— Ганнибал, я облажался. Я даже не стану оправдываться.

Ты не зовешь меня Клариссой, и у тебя незнакомый голос.

— Тебе, пожалуй, лучше уйти.

— Нам нужно поговорить. Ты не можешь наказывать меня за то, что я стал жертвой ограбления.

Лисы злобные, они убивают домашних кошек, и ты не исключение.

— Ты ничего не понимаешь, Джо. У меня работа стоит.

— Постой. Позволь мне объяснить!

— Не надо ничего объяснять. Ты в своем репертуаре. Теперь я вижу. Ты постоянно пытаешься что-то объяснять, я отвечаю, что объяснения не нужны, и мы правда старались… И ничего не вышло.