– У вас нет выхода, мистер Ларссон, – все же ответила она после недолгого молчания. – Когда все закончится, вы обещали меня отпустить, – склонившись над головой сына, сказала она и поцеловала Ника в макушку. – Вы обещали, – проговорила одними лишь губами, но оглушила правдой, как порой нас оглушает тишина.

– Обещал, – подтвердил он, точнее напомнил, не ей, а себе, и кивнул в подтверждение.

Сидя на коленях с Ником, он смотрел, как она уходит к лифту. Исчезает, растворяясь в толпе. Отчего-то на душе стало невыносимо тоскливо, и очередной звонок от Беатрис не прибавил ему радости и остался неотвеченным.

– Мамочка еще придет? – всхлипнув, спросил Ник, помахав ей в закрывающиеся двери лифта.

– А ты бы этого хотел? – спросил Адам, положив подбородок на голову ребенка и смотря поверх макушки машущей в ответ фигуре в больничной накидке поверх серого пальто.

Она смотрела в ответ с любовью на Николаса и с холодностью на Адама. Что-то человеческое всколыхнулось где-то очень глубоко у него внутри. Так глубоко, что Адам даже не понял, что это было. В мыслях только всплывал фаршированный крот, на которого и смотреть не хотелось, и глаз нельзя было оторвать.

– Конечно, я бы хотел сестренку, – залепетал Никки на грани слез, – а лучше братика, – шепнул он Адаму на ухо, словно сообщал огромную тайну. – Ты же никому не скажешь? – испугался Никки и вцепился обеими руками в пиджак Адама.

Диссонанс застучал в затылке мелкими молоточками. Голову буквально разрывало по швам сросшихся в младенчестве черепных костей. И только втайне от всех и переборов свою гордость, Адам вспомнил, что если очень хочется, можно, черт возьми, даже когда нельзя.

– Нет, Никки, это будет нашим секретом, – обнял он ребенка, так и неудержавшего в себе слезы. – Никому не скажу, даже папе, – и голос Адама звучал хрипло от подкатившего к горлу кома. «Особенно твоему папе», – подумал он, что идей в дурную голову брата лучше не вкладывать. Они и так там возникают с завидным постоянством.

– Я люблю тебя, дядя Адам, – Ник же откровенно плакал в его рубашку, но старался, чтобы окружающие не видели этого.

– И я люблю тебя, Никки, – Адам погладил его по голове и достал носовой платок из кармана.

Если бы все сложилось иначе. Если бы не его высокомерие и снобизм, если бы не его идиотские принципы и желание превзойти отца во всем, это мог бы быть его сын. Его ребенок. Если бы в тот вечер кривая, вернувшая его назад, не уперлась в базальтовые скалы во взгляде серых глаз, вынести который, он был не в силах. Сверхзадача для сверхчеловека. Для рыцаря в сияющих доспехах, что носил имя Сира Безупречного, она была не по плечу. Что до Адама Ларссона… Он был близок к этому.