Всю последнюю неделю молодая женщина пребывала в мрачных печальных думах, ожидая скорую болезненную разлуку с Гришей. Она старалась избегать общения с Матвеем, на которого была обижена, и его невестой, которая оказалась весьма злой особой. К ее облегчению ни тот, ни другая так же не желали более тесного общения с ней, и почти все дни напролет молодая женщина проводила в компании отца или сына.

Когда Варя вошла в детскую к Грише, она увидела странную суматоху. Няня Гриши и одна из горничных отчего-то перекладывали вещи мальчика в небольшой сундучок, громко обсуждая, будет ли в дороге холодно и стоит ли брать зимние вещи.

– Что здесь происходит? – спросила Варя удивленно, подхватив на руки сына, который ей радостно показывал нового деревянного солдатика.

– Матвей Гаврилович распорядились собирать мальчика в дорогу назавтра, – ответила горничная.

– Как это? – опешила Варя, едва не потеряв дар речи. – Что же это?

– Не могу знать, Варвара Дмитриевна, вы спросите о том у барина.

– Ох да! Сейчас! – воскликнула молодая женщина и, поставив на пол Гришу, вихрем понеслась вниз, зная, что теперь Осокин в кабинете с неким господином, который приехал к нему час назад.

Глава VII. Ночь

Варя бесцеремонно ворвалась в кабинет Осокина, когда он говорил с одним из слуг о завтрашней поездке в Екатеринбург. Когда молодая женщина появилась на пороге, Матвей удивленно взглянул на нее и, дав последние распоряжения, жестом отослал слугу. Тот понятливо кивнул и исчез за дверью.

– Вы что-то хотели, сударыня? – тихо спросил он, нахмурившись.

– Вы велели собирать Гришу в дорогу. Вы намерены отправить его со мной?

– Да, – сказал он уверенно. – Думаю, малышу так будет лучше.

– О, благодарю!

– Я разрешаю вам ехать в Армерику с моим сыном. Я все взвесил и обдумал свое решение. Так будет лучше для всех. И мое первоначальное желание оставить его здесь было эгоистичным.

– О, благодарю вас! Благодарю вас, Матвей Гаврилович! – воскликнула Варя и бросилась к нему. Он тут же напрягся всем телом, решив, что она хочет обнять его, но она немедля остановила свой порыв и замерла в шаге от него. Сквозь слезы радости она пролепетала: – Теперь я действительно вижу, что вы испытывали ко мне теплые чувства когда-то, раз мои страдания небезразличны вам.

После ее слов Матвей как-то весь сгорбился и тяжко вздохнул. Разве мог он ей сказать в этот миг, что чувства к ней до сих пор будоражили его сознание и наполняли сердце, да так сильно, что можно было сойти с ума от осознания того, что сегодня предпоследний день, когда он мог видеть ее и сына.