Хэтти кивнула.
– Обиды – это груз, который несет обиженный, а на тебе и так слишком много всего… – Ей хотелось, чтобы он почувствовал себя свободным – свободным для ее любви и неопасным, чтобы она могла любить его в ответ.
– Обиды! – взвился Люциан, сбросив оцепенение. – Прямо сейчас мои люди находятся в опасных штольнях на северном склоне, которые приказал вырыть Ратленд! И ты не знаешь, что еще он натворил…
– Мне не нужно этого знать, – перебила Хэтти, – потому что чужой характер не должен определять твой.
– Слишком поздно, – заявил Люциан. – Он был владельцем шахты, на которой я работал. Я принадлежал ему почти целиком.
Хэтти потрясенно охнула, и на его лице промелькнула жалость. Самонадеянная девчонка, словно говорило оно, не проси того, чего не понимаешь. В горле Хэтти встал ком. Когда у Люциана бывало такое выражение, она знала, что его не зря боятся. Как же мало ей о нем известно…
– Поскольку у тебя есть планы, для которых нужна благосклонность общества…
Он раздраженно тряхнул головой.
– Хэрриет, неужели ты настолько наивна, что веришь в победу хороших людей? Нет, я не позволю Ратленду сорваться с крючка.
– Я не могу представить, какой вред он тебе нанес, но понимаю, что ненависть к нему мешает осуществлению твоих планов. И насколько мне известно, его жена нездорова. Твой гнев меня пугает!
– Ты морочишь мне голову, любимая, – сказал он без тени любви. – О чем ты беспокоишься на самом деле – о моих планах, моем здоровье, его жене или своих чувствах?
Хэтти подавилась ответом, не понимая, что же ею движет. Разве ему не очевидно, что мучить людей нельзя?
– Неужели обязательно заставлять его платить? – спросила она. – Даже если это будет стоить тебе большего успеха?
– Я могу получить и то и другое, – заявил Люциан. – Или мне не положена сатисфакция?
– Боюсь, – прошептала она, – что удовольствия от нее ты не получишь.
Глаза его стали пустыми, словно он вообще ее не видит.
– Ты не знаешь, о чем просишь, – наконец проговорил Люциан.
В груди Хэтти что-то болезненно сжалось. Надежда? Самооценка?