– Конечно, – ответила она, гадая, как это связано с ее фотографией. – Полагаю, дело в том, что мужчины пользуются избирательным правом уже давно.

– Мужчины жестоки, – сказал Люциан, – и не боятся проявлять жестокость. Парламент не заботится о справедливости, он просто не хочет кровопролития и переполненных тюрем. Поэтому каждый раз, когда настроение масс портится, им делают небольшую уступку, и все довольны.

– Только Люси не рассказывай, – вздохнула Хэтти, – иначе она раздобудет пушки.

– Может, и стоило бы.

Хэтти потянула его за лацкан.

– Сомневаешься в моей идее с выставкой?

– Нет, – ответил он, помолчав. – Думаю, идея отличная. При условии, что ты веришь в изначальное благородство и доброту человеческой природы.

– Верю, – подтвердила Хэтти. – Я должна!

Он нежно погладил ее по щеке костяшками пальцев.

– Так или иначе, своим искусством ты многих заставишь задуматься о неприятных для них вещах, mo luaidh[11].

Она потянулась за его рукой.

– Надеюсь.

В красном свете лампы, падающем на омраченное раздумьями лицо, Люциан выглядел как порождение тьмы.

– Я хочу тебя сфотографировать, – сказала Хэтти.

Его губы сложились в ироническую улыбку.

– Назовешь снимок «Белый рыцарь»?

– Нет, – задумчиво проговорила она. – Портрет шотландца.

Возвращаясь к столу, Люциан хихикнул про себя.

Весь вечер Хэтти работала через силу – шутка Люциана преследовала ее, словно надоедливая муха. Не так давно она мечтала о белом рыцаре, и не без причины: сэр Галахад, к примеру, был целомудрен, благороден и надежен при любых обстоятельствах. Люциан… что ж, он способен на добрые поступки, однако может устроить нечто возмутительное, если сочтет это необходимым. Она все еще хотела его – при виде голых плеч мужа, выбившегося локона или вспышки серого огня в глазах у нее подгибались колени… Вдвойне ужасно, поскольку Хэтти чувствовала себя очень одинокой и уязвимой. Люциан испытывает к ней желание, но как насчет любви и заботы? С белым рыцарем сомнений бы не возникло; в легендах рыцари проходили изнурительнейшие проверки, чтобы доказать даме свою любовь. Хэтти, как женщину разумную, устроил бы более прозаический вариант: жених преклоняет колено, с дрожью в голосе спрашивает, согласна ли она стать его женой, и в знак вечной преданности вручает кольцо. Что ж, кольцо у нее есть. Золотое напоминание о том, что мужчина завладел ее сердцем нечестным путем.