Люциан смотрел, как она стоит напротив него, гордо склонив голову набок, как рыжие волосы вьются вокруг ее лица, словно жидкое пламя, и не мог сдержать эмоций.
– Ты должна знать, что я люблю тебя, – сказал он, – очень люблю.
Нежные губы дрогнули, но в глазах блеснула сталь.
– Я знаю вот что: мне хочется, чтобы за мной ухаживал мужчина, которого я люблю, – заявила Хэрриет. – Чтобы он добивался моего расположения, чтобы преклонил колено и просил моей руки. Мне хочется жить без единого сомнения в том, что я влюбилась в своего пленителя потому, что у меня не было другого выбора. Замужество лишает меня всех прав. Если я от них отказываюсь, то решение должно быть осознанным, а не вынужденным.
Похоже, она так и не простила ему жульничества в начале знакомства.
– Я полжизни невозможное делал возможным, – признался он. – Чего я не могу, так это повернуть время вспять.
– Знаю, – ответила она, – однако ты даже ни разу не извинился.
По его лицу расплылась улыбка – черная и вязкая, словно деготь.
– Потому что я не испытываю сожаления. Я тебя пленил, и ты подарила мне несколько дней истинного счастья. – Люциан стиснул в кулаки безвольно висевшие руки, словно пытаясь задержать ускользающее блаженство, но схватил лишь пустоту. – Для меня ты стала светом во тьме, к которой я себя приковал.
Решимость на лице Хэрриет сменилась состраданием.
– Ты не единственный мой тюремщик. Я восстаю против всех, кто меня принуждал: отца, матери, сестры, целого общества, которое сговорилось и решило, что для женщины с моральной точки зрения лучше стать женой незнакомого мужчины, чем простить ее за неосторожный поцелуй. Я бунтую против смертельного страха, въевшегося в самые мои кости, страха, что произойдет нечто ужасное, если я тебе откажу. – В уголке рта проступила усталая улыбка. – И теперь мне пришлось тратить свое драгоценное время, чтобы объяснить тебе положение вещей.
Знакомые слова – он сам их сказал, когда Хэрриет пыталась сделать что-нибудь полезное в Драммуире. Замкнутый круг! Она тоже в него угодила, а он держит путы, которые ее пленили. Люциан сглотнул. Он падал, хватаясь за соломинки, и не мог удержаться.
– Хотя ты и чувствовала себя изгоем в семье, ты – настоящая дочь своего отца, – наконец прошептал он. – Кажешься такой бесхитростной, зато потом наносишь удар в самый неожиданный момент.
Люциан не знал, то ли ему гордиться ею, то ли проклинать.
Хэрриет подошла к нему, взяла за руку. Он опустил взгляд и засмотрелся на знакомую ладошку, на изящные пальцы. Грудь пронзила боль. Всего несколько минут назад ее рука принадлежала ему, доступная, как своя, ведь любовники становятся единым целым… Теперь все изменилось, и Хэрриет права. Он провел большим пальцем по шелковистой коже на запястье.