– Довольно, мистер Мур, давайте оставим этот разговор. Да, вы правы, я действительно тревожусь. А теперь сменим тему. Какая ужасная погода! Льет как из ведра.

– Вы тревожитесь? Гм… если уж мисс Килдар тревожится, значит у нее есть на то причина. Доверьтесь мне. Позвольте разобраться. Видимо, дело не в физическом недуге, и я это подозревал. Все случилось внезапно. Я даже знаю, когда именно. Я сразу заметил, как вы изменились. Вас терзают душевные муки.

– Ничего подобного! Все это пустяки, просто нервы разыгрались. Прошу вас, давайте поговорим о чем-нибудь другом!

– Только после того, как разберемся с этим делом. Душевную тревогу следует разделить с кем-то, и тогда она развеется. Жаль, что у меня нет дара убеждения, я бы уговорил вас все мне рассказать. Уверен, что в этом случае откровенное признание помогло бы вам выздороветь.

– Нет, – возразила Шерли. – Хотела бы я, чтобы так и было, но, к сожалению, ничего не получится.

Она перестала шить, и теперь сидела в кресле, облокотившись на стол и подперев голову рукой. Мур почувствовал, что наконец-то дело сдвинулось с места, хотя путь предстоял долгий и трудный. Шерли говорила серьезно, и в ее словах слышалось важное признание, после которого она уже не могла заявлять, будто совершенно здорова.

Он подождал несколько минут, пока Шерли соберется с мыслями, потом хотел продолжить расспросы, однако, едва открыв рот, передумал и не произнес ни слова. Шерли посмотрела на него. Если бы в это мгновение Мур выказал неуместное волнение, она бы вновь упрямо замолчала, но он выглядел спокойным, сильным и надежным.

– Лучше я расскажу вам, чем моей тетушке, кузинам или дяде, – произнесла Шерли. – Они поднимут ужасный шум, а меня больше всего страшат крики и суматоха. Ненавижу находиться в центре всеобщего внимания. Вы ведь перенесете небольшое потрясение?

– Если нужно, перенесу и большое.

Ни один мускул не дрогнул на лице Луи Мура, но его доброе сердце забилось сильнее в широкой груди. Что она собирается рассказать? Неужели случилась непоправимая беда?

– Будь у меня право обратиться прямо к вам, я бы ни минуты не стала ничего скрывать, – продолжила Шерли. – Я бы все вам рассказала и попросила совета.

– А почему вы решили, что не вправе поговорить со мной?

– Наверное, так и надо было поступить, однако я не могла. Решила, что не следует вас беспокоить, ведь несчастье касается только меня. Я хотела скрыть его ото всех, но меня никак не оставят в покое. Повторяю еще раз: я ненавижу быть объектом всеобщего внимания или темой для деревенских пересудов. Тем более, кто знает, может, все еще и обойдется.