Луи Мур откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Мисс Килдар вновь взяла квадратик шелковой канвы и продолжила вышивать букетик пармских фиалок.

– Вы никому ничего не сказали, не искали ни помощи, ни лекарства? И даже ко мне не пришли?

– Я добралась до дверей классной комнаты, однако у меня не хватило мужества. Я решила, что лучше промолчать.

– Но почему? Больше всего на свете мне хочется быть хоть чем-то вам полезным.

– Я не вправе что-либо требовать от вас.

– Чудовищно! Неужели вы так ничего и не предприняли?

– Почему же, предприняла, – возразила Шерли. – Я сразу направилась в прачечную: там теперь почти всю неделю стирают и гладят, ведь в доме полно гостей. Служанка оказалась занята, а я тем временем сняла с огня гофрировочный утюг и приложила раскаленный докрасна носик к руке. Прижала посильнее и выжгла рану. Потом поднялась к себе.

– И вы даже не застонали?

– Я ужасно испугалась, от уверенности не осталось и следа. Меня охватила тревога…

– Однако выглядели очень спокойной. Помню, в тот день за завтраком я все прислушивался, не ходите ли вы по комнате, но у вас наверху царила тишина.

– Я сидела на кровати и думала, как было бы хорошо, если бы Феба меня не укусила!

– Вы любите одиночество и презираете сочувствие.

– Неужели, мистер Мур?

– С вашим независимым и сильным характером, вы, вероятно, считаете, что легко обойдетесь без советов, помощи или общества.

– Пусть так и будет, если вам это нравится.

Шерли улыбнулась, продолжая вышивать. Пальцы с иглой порхали быстро и точно, но ресницы дрогнули, глаза наполнились влагой и по щеке скатилась слеза.

Луи Мур наклонился над столом, подвинул ближе стул и произнес:

– Если я ошибаюсь, тогда где же правда?

– Не знаю.

– Знаете, только не хотите сказать, храните все в себе.