Однажды, дождавшись, когда сиделка выйдет, Мур пожаловался хирургу, что дама пьет как сапожник.

– Уважаемый сэр, таковы все сиделки, – усмехнулся тот. – Впрочем, у Хосфолл есть одно неоспоримое достоинство: пьяная ли, трезвая, она не забывает выполнить все мои распоряжения.

Так миновала осень; туманы и дожди перестали рыдать над Англией, холодные ветры унесли их прочь. За ноябрем пришла зима, чистая и трескучая. Тихий день сменился кристальными сумерками. Пейзаж окрасился в цвета Северного полюса: все вокруг засверкало пуще драгоценных камней белым, лиловым или бледно-зеленым. Холмы стали сиреневыми, заходящее солнце – багряно-красным, небо покрылось серебристой льдистой коркой, и на нем выступили звезды – не золотые, как всегда, а тоже серебряные, – на землю легли серые, или лазурные, или зеленоватые тени, прозрачные и глубокие.

Однако что это мелькает там, среди деревьев, давно уже не зеленых и даже не пурпурных, что это темное движется в сером лесу? Это мальчик, ученик из Брайрфилдской средней школы! Отчего-то он отстал от спешащих домой товарищей, бредет теперь в поисках знакомого дерева, растущего на мшистом холмике, где так удобно сидеть. Но зачем? Что ему тут делать? Холодает, время близится к ночи!

И вот мальчик садится. О чем он думает? Может, чувствует невинную красоту природы, что раскрылась ему этим вечером? Или любуется жемчужно-белой луной, которая глядит сквозь голые ветви?

Сложно понять… Мальчик тих, и лицо его непроницаемо. Он словно бы нацепил маску, чтобы скрыть мысли и переживания. Для своих лет (а ему не более пятнадцати) он высок и весьма непривлекателен, однако не сутулит по-рабски плечи – напротив, расправляет спину, будто бы ожидая вызова и возможности дать отпор. Мудрые учителя наверняка предпочитают с ним не спорить. Ломать его волю силой бесполезно, льстить и угождать – еще более опасно. Проще предоставить юношу самому себе; лучшим для него наставником станет время.

Надо сказать, что Мартин Йорк поэзию всячески презирал. Заговорите с ним о чувствах – и в ответ услышите язвительную насмешку. И все же зачем-то он пришел сюда – блуждает теперь в одиночестве, выжидая, когда величественная природа раскроет его пристальному взгляду книгу своих безмолвных торжественных стихов.

Вот Мартин садится и достает из ранца томик – не латинский словарь, отнюдь, а сборник запретных сказок. Угасающего света еще хватает для зорких юных глаз, а вскоре, через час, восстанет и луна – ее тусклое сияние уже понемногу заливает поляну. Мартин открывает книгу, и воображение уносит его в дальние горы: суровые, пустынные, лишенные красок. На ветру звонят колокола, и из густого тумана возникает яркое видение – дама в зеленом одеянии на белоснежном скакуне. Он ясно различает перед собой ее платье, драгоценности, сбрую на коне… Дама произносит чарующие слова – и отныне он, скованный заклятием, должен следовать за ней в сказочную страну…