– Мисс Скарлетт, мама выдерет меня хлопковой хворостиной, если я пойду в бар или в непотребный дом.

Скарлетт рывком подняла себя на ноги:

– А не пойдешь, так я сама тебя выдеру! Разве нельзя встать снаружи, на улице, и покричать ему? Или спросить у кого-нибудь, там он или нет. Все, пошла.

Но Присси все медлила, переминалась с ноги на ногу и корчила плаксивые рожи. Тут уж Скарлетт дала ей такого тычка, что девчонка чуть было не скатилась кубарем с парадного крыльца.

– Или ты идешь, или я продам тебя на Миссисипи. И не видать тебе больше никогда родной мамочки и никого из тех, кого ты знаешь. И продам я тебя, имей в виду, в полевые работники. Ну, живо!

– Помилуй меня Господи! Мисс Скарлетт…

Однако под решительным нажимом хозяйской длани девчушка сошла-таки с крыльца на дорожку. Звякнула калитка. Скарлетт крикнула вдогонку:

– Бегом, я сказала, гусыня ты неповоротливая!

Послышался быстрый топоток ног Присси, перешедших на рысь, потом звук замер, поглощенный мягкой землей.

Глава 23

Глава 23

Когда Присси ушла, Скарлетт понуро побрела в нижний холл и зажгла лампу. Дом был как парная баня – он до сих пор держал в своих стенах полуденный жар. Мрачное отупение, владевшее Скарлетт, понемногу отступало, и желудок потребовал пищи. Она вспомнила, что со вчерашнего вечера вообще ничего не ела, кроме ложки мамалыги, и, прихватив лампу, отправилась на кухню. Огонь в плите давно потух, но дышать все равно было нечем. В кухонном шкафу обнаружилось с пол-лепешки твердого кукурузного хлеба, она принялась жадно его обкусывать, а сама пока искала еще чего-нибудь съестного. В горшке оставалась еще мамалыга. Зачерпнув ее большой поварешкой, Скарлетт даже не донесла ее до тарелки, так и ела. Надо бы посолить – и хорошо посолить, но Скарлетт хотелось есть, а не рыскать в поисках соли. Четырех больших ложек хватило, чтобы голод отошел на второй план, – только теперь она поняла, что тут, оказывается, можно просто помереть от духоты. С лампой в одной руке и с куском лепешки в другой она вышла в холл.

Скарлетт понимала, что нужно подняться наверх и посидеть с Мелани. Если там будет что-то не так, то ведь эта слабенькая даже позвать ее не сможет. Но сама мысль о том, чтобы вернуться в комнату, где она провела столько кошмарных часов, была нестерпима. Она бы не смогла туда подняться, даже если Мелани окажется при смерти. Она вообще больше не хочет видеть этой комнаты. И, поставив лампу на подставку возле окна, она возвратилась на парадное крыльцо. Здесь было прохладней, гораздо прохладней, хоть ночь и разливала в воздухе нежное тепло. Лампа отбрасывала на ступеньки слабый, размытый кружок света, Скарлетт туда и уселась, снова принявшись за свой кукурузный огрызок.