– Ей-богу, мисс Скарлетт, я уж и не чаяла проснуться, разве что в райских кущах.

– Ну, тебе туда путь не близкий, – утешила ее Скарлетт, стараясь уложить неприбранные волосы в некое подобие прически.

Лицо у нее уже было в испарине, все тело – мокрое от пота. Она чувствовала себя грязнулей, неряхой, похоже, даже запах противный. Платье мятое – а каким оно еще может быть, если в нем спать?! И сама она казалась себе такой же помятой, старой и жалкой – она устала, как никогда в жизни. От непривычных ночных упражнений теперь болели при малейшем движении даже те мускулы, о существовании которых она и знать не знала. Да еще как болели!

Она бросила взгляд на Мелани и увидела, что у нее открыты глаза. Совершенно больные глаза, с лихорадочным блеском, глубоко ввалившиеся и с черными кругами. Разлепив потрескавшиеся губы, Мелли прошептала умоляюще:

– Воды…

– Вставай, Присси! – приказала Скарлетт. – Мы с тобой пойдем к колодцу за водой.

– Ой, ну как же, мисс Скарлетт! А за нами не погонются? А не то еще там мертвец какой лежит?

– Вот я сейчас тебя сама погоню хорошей хворостиной. Живо из фургона! – пригрозила Скарлетт, не имевшая настроения препираться, и первой неловко спустилась на землю.

Только теперь она вспомнила про лошадь. Господи, помоги! А вдруг лошадь ночью подохла? Она уж и тогда готова была испустить дух – почему Скарлетт и распрягла ее. Обежав фургон, Скарлетт увидела старого одра. Он лежал на боку. Если он умер, она пошлет Богу проклятия и умрет тоже. Это в Библии было, там кто-то точно так и поступил. Послал Богу проклятие и умер. Она прекрасно понимала того человека. Но лошадь оказалась жива – еле дышит, глаза полузакрыты, но жива. Хорошо, ей тоже воды не помешает.

Присси безо всякого желания выбралась из фургона, сопровождая каждое движение душераздирающими стонами, и робко, бочком-бочком, потащилась следом за Скарлетт по кедровой аллее. За пожарищем стояли в ряд беленые хижины рабов, молчаливые, покинутые, и деревья склоняли над ними свои ветви. Между хижинами и закопченными развалинами они нашли колодец, сохранилась и крыша над ним, и ведро болталось в глубине. Общими усилиями они потянули за веревку, и, когда из темной глубины показалось ведро, полное холодной, играющей на солнце воды, Скарлетт наклонилась над ним, потянулась к нему губами и стала пить – сопя и захлебываясь, фыркая от радости и поливая водой всю себя.

Она пила и пила, пока Присси не разнылась:

– Ну а я-то, я ведь тоже пить хочу, мисс Скарлетт.

Это заставило ее вспомнить и о других.

– Отвяжи веревку, возьми ведро и отнеси к фургону. Дашь там всем напиться, остальное – лошади. Тебе не кажется, что мисс Мелли должна кормить ребенка? Он же с голоду умрет.