«Мамочка! Мама!» – беззвучно кричала Скарлетт. Только бы добежать до Эллен! Если бы только – Господи, сотвори чудо! – «Тара» стояла еще на земле и можно было бы подъехать длинной кедровой аллеей, и войти в дом, и увидеть нежное, милое лицо матери, хоть бы раз еще почувствовать, как ее мягкие, умные руки отводят страх, ухватиться руками за материнские юбки и зарыться в них лицом… Мама бы знала, что делать. Мама не даст умереть Мелани с ребенком. Она прогонит всех призраков, все страхи отведет спокойным своим: «Тихо! Тихо! Ш-ш-ш!» Но мама больна, может быть, умирает.

Скарлетт прошлась кнутом по многотерпеливой шкуре лошади. Им нужно быстрее! Целый день они ползли этой бесконечной дорогой, по жаре! А скоро наступит вечер, ночь, и они будут совсем одни в этой пустыне, а вокруг – мертвецы. Она крепко взялась за вожжи стертыми в кровь ладонями и яростно стала нахлестывать лошадь, а руки жгло огнем при каждом движении.

Добраться бы только до добрых объятий «Тары» и Эллен и сбросить ношу, слишком тяжелую, непосильную для ее юных плеч – умирающую женщину, угасающего младенца, своего собственного голодного малыша, перепуганную негритянку… Они все ищут в ней силу, смотрят на нее как на поводыря или пастыря, они видят в прямой ее спине мужество, которым она не обладает, и выносливость, которая давно иссякла.

Выдохшаяся лошадь никак не отвечала ни кнуту, ни вожжам. Продолжала себе ковылять, еле волоча ноги, спотыкаясь на каждом камне и пошатываясь на ходу, того и гляди подогнутся колени. И однако же, с наступлением сумерек они добрались до заключительного этапа своей долгой поездки. Кружной путь по узкому лесному проселку закончился, они вывернули на главную дорогу. Теперь до «Тары» всего миля!

Впереди темной массой поднималась живая изгородь, отмечавшая начало владений Макинтоша. Проехав немного подальше, Скарлетт придержала лошадь напротив дубовой аллеи, что вела от дороги прямо к дому старого Энгуса Макинтоша. Она вглядывалась в синеющие сумерки, пытаясь увидеть, что там, в конце двух ровных рядов вековых деревьев. Всюду темно. Ни единого огонька – ни в доме, ни в хижинах. Напрягая зрение, приспосабливаясь к полутьме, она смутно различила картину, ставшую привычной за этот длинный, страшный день: две высоких трубы, торчащие подобно гигантским могильным камням над руинами дома, и выбитые, обгорелые окна, что смотрят из стен незрячими, пустыми глазами.

– Хэлло-о-о! – крикнула она, собрав все силы. – Хэлло-о!

Обезумевшая от страха Присси вцепилась в нее когтистой лапкой, Скарлетт резко обернулась и увидела, что у девчушки глаза сейчас выскочат из орбит.